Последняя часть пророчества сбылась на другой же день, когда поезд, гремя и ухая, переходил Волгу по Сызранскому мосту. Стараясь не смотреть друг другу в глаза, спецпассажиры противными городскими голосами затянули песню о волжском богатыре.
В соседнем вагоне иностранцы, коим не было точно известно, где и что полагается петь, с воодушевлением исполнили «Эй, полным-полна коробочка» со странным припевом «Эх, юхнем».
Открытки молодому человеку с плюшевым носом никто не послал. Как-то не вышло.
Один лишь корреспондент белорусской газеты крепился. Он не пел вместе со всеми. Когда песенный разгул овладел поездом, один лишь он молчал, плотно сжимая губы и делая вид, что читает «полное географическое описание нашего отечества». Он был строго наказан. Музыкальный припадок случился с ним ночью, далеко за Самарой. В полночный час, когда соединенные поезда уже спали, из купе белорусского корреспондента послышался шатающийся голос:
«Все отдам, не пожалею, буйну голову отдам».
Путешествие взяло свое.
Нетерпеливые корреспонденты
В ожидании событий спецпоезд томился. До Турксиба было еще далеко, ничего достопримечательного еще не случилось, и все же московские корреспонденты (вынужденное безделье их иссушало) ревниво присматривали друг за другом.
«Не узнал ли кто-нибудь чего-нибудь и не послал ли об этом молнию в свою редакцию».
Наконец белорусский корреспондент не сдержался и отправил телеграфное сообщение:
«Проехали Оренбург тчк Идем двойной тягой тчк Настроение бодрое зпт делегатских вагонах разговоры только Турксибе».
Секрет вскоре раскрылся, и на следующей же станции у телеграфного окошечка образовалась очередь: все послали сообщение о двойной тяге и о прочем.
Для иностранцев же широкое поле деятельности открылось тотчас за Оренбургом, когда они увидели первого верблюда, первую юрту и первого казаха. По меньшей мере двадцать фотоаппаратов нацелились на высокомерную павлинью морду верблюда. Началась экзотика. Восток, Мифы, корабли пустыни, «киргиз-кайсацкие орды», загадочные души монголов, вольнолюбивые сыны степей, Пьер Бенуа наяву и вообще «Тысяча и одна ночь».
Но уже на следующем разъезде, где поезд остановился случайно, романтический бред дал первую трещину.
В степи лежали красные цилиндрические бочки, железная тара для горючего, желтел новый деревянный барак, и перед ним, тяжело втиснувшись в землю гусеничными цепями, тянулась тракторная шеренга.
На решетчатом штабеле шпал стояла девушка-трактористка в черном рабочем комбинезоне и валенках.
