Скорые полторацкие пассажиры, кряхтя, впихивали в вагоны дорожные корзины с болтающимися, как серьги, черными замочками, крепкие деревянные, под кожу, чемоданы и лакированные фанерные саквояжи.
Специальные турксибовские втаскивали в свои норы фотоаппараты и походные пишущие машинки.
Скорые пассажиры долго и беззвучно целовались с провожающими.
Специальные ни с кем не целовались. Делегацию рабочих-ударников провожали месткомовцы, не успевшие еще проработать вопрос о прощальных поцелуях. Московских корреспондентов провожали редакционные работники, привыкщие в таких случаях отделываться рукопожатиями. Иностранные же корреспонденты, в количестве тридцати человек, выехали на Турксиб в полном составе, с женами и «электродами», так что провожать их было абсолютно некому.
– Пишите письма! – кричали провожающие полторацким пассажирам.
– Только смотрите, не посылайте почтой, – предупреждали турксибовских корреспондентов. – Шлите срочные и молнии.
Участники экспедиции на Турксиб в соответствии c моментом говорили громче обычного, беспричинно хватались за записные книжки и ругали провожающих за то, что те не едут вместе с ними в такое интересное путешествие.
Один из провожающих, молодой еще человек с розовым плюшевым носиком и бархатным румянцем на щеках, произнес пророчество, страшно всех напугавшее:
– Я знаю такие поездки. Здесь вас человек сто. Ехать вы-будете целый месяц. И мне известно ваше будущее. Двое из вас отстанут от поезда на маленькой глухой станции без денег и документов и догонят вас только через неделю, голодные и оборванные. Один, конечно, умрет, и друзья покойного, вместо того чтобы ехать на Турксиб, вынуждены будут везти дорогой прах в Москву. Это очень скучно и противно – возить прах. Неизбежно возникает ряд утомительных, изнуряющих склок.
Все мне известно. Едете вы сейчас в шляпах и кепках, а назад вернетесь в тюбетейках. Самый глупый из вас купит полный доспех бухарского торгаша: бархатную шапку, отороченную шакалом, и толстое ватное одеяло, сшитое в виде халата.
И конечно же, все вы будете по вечерам петь в вагоне «Стеньку Разина». Будете глупо реветь: «И за борт ее бросает в надлежащую волну». Мало того. Даже иностранцы будут петь: «Вольга, Вольга, мать родная».
– Ну и свинья же вы, – с досадой ответили отъезжающие. – Не будем мы петь.
– Через два дня запоете. Это неизбежно.
– Не будем.
– Запоете. И если вы честные люди, то немедленно напишете мне об этом открытку. Думаю получить ее на днях. Прощайте.
