Спустя пять минут она толкнула дверь другой мастерской, очень похожей на мастерскую мистера Шапиро. Надпись, сделанная по трафарету на матовом стекле, гласила: «Джозеф Зееман, огранка и полировка камней».
— Итак, Пьетье, — произнес пожилой человек за рабочим столом, как только она вошла. — Боялась?
— Нет, опа[12], — ответила она своему деду, переселившемуся в Америку голландцу с редкими седеющими волосами и круглым розовым лицом, как на полотнах Рембрандта. Невысокий, но крепко скроенный, Джозеф Зееман производил впечатление солидного и заслуживающего доверия человека, как прочная, безо всяких прикрас, голландская мебель. — Если кто и был напуган, — добавила с усмешкой Пит, — так это мистер Шапиро. Держу пари, он позвонит, чтобы убедиться, что я на месте.
— Шапиро старый человек.
— Старый человек с бородой, — сказала она со смехом. Затем вытащила четыре белых пакетика из кармана юбки и протянула их деду, гордость распирала ее.
— Хорошо сработано, schatje, — сказал он, ласково обращаясь к ней на голландском языке, что означало — дорогая малышка. Эта девочка, называемая Пьетрой, была чудом, светом, озарившим жизнь Джозефа Зеемана.
— Над чем ты сейчас трудишься, опа? — поинтересовалась она, наклонившись над его шлифовальным колесом. Не успел он ответить, как на другом конце стола зазвонил телефон.
— Да, да, она уже здесь, Джекоб, — ответил в трубку Зееман. Подмигнув Пит, он продолжал: — Разумеется, ей пришлось отбиваться от племени диких ковбоев и индейцев.
Пит задохнулась от смеха.
— Только индейцев, опа, — сказала она после того, как он повесил трубку. — В Америке нет племени ковбоев.
— Ну хорошо, — вздохнул он. — Ты будешь рассказывать мне об Америке, а я буду учить тебя тому, что знаю сам. Подойди, — он жестом подозвал ее поближе, — ты интересовалась, над чем я работаю. Это багетка Вэна Диемана. Взгляни. — Он дал ей лупу, которую она укрепила под бровью с ловкостью, достигаемой длительной практикой. Она взяла палочку с медным зажимом в виде гриба для огранки бриллиантов, которую он протянул ей. Частично ограненный бриллиант был воткнут на конце в маленький шарик припоя.
— Фи! Какой грязный бриллиант, — сказала она после минутного осмотра. — Повсюду рутиловые включения и даже пятнышки углерода, около вершины.
Джозеф просиял.
— Как ты оценишь его?
Она опять сосредоточенно посмотрела. Она терпеть не могла ошибаться в оценке.
— П-два? — рискнула Пит.
— Не плохо, — ответил он. — На самом деле это П-один. П-два будет грязнее. — Она наморщила носик в отвращении, и он рассмеялся искренним веселым смехом голландца. — Вэн Диемана интересует больше размер, чем чистота. Его покупателей не волнует, если камень такой же затуманенный, как Амстердам в декабре. Они хотят самый крупный камень, который только могут найти.
