А вот и Марица. Она склонилась над котелком, установленным на грубой печи перед пекарней, готовя похлебку из остатков жира, картофельных очисток и соды. Ее цветная блузка была полурасстегнута от жары, и она хмурила лоб, помешивая в котелке.
У Стефано пропал голод, перестало болеть тело, стерлись перед глазами ужасные видения смерти и разрушения, когда он взглянул на нее. Она была сама жизнь и возрождение.
Когда девушка распрямилась, чтобы убрать с лица тяжелые волосы, она увидела его и бросилась к нему, раскинув руки.
Он сгреб ее в свои объятия и крепко прижал к себе. Она так хорошо, по-домашнему пахла, полная жизни, не запачканная смертью. Ему хотелось зарыться в нее и забыть обо всем, что он видел, делал, с тех пор, как покинул ее.
— Пойдем, — сказала она и повела его в дом. — Я приготовлю тебе ванну.
Тонио отправился сообщить остальным, что все в порядке.
Пока Стефано отмокал в воде, она принесла ему свежий хлеб, только что из печи, и желудевый кофе. Когда он вылез из ванны, где-то вверху, прямо над головой, раздался монотонный рев американских бомбардировщиков «харрикейн», летевших бомбить Милан, Турин, Флоренцию.
Этот звук вызвал у Стефано прилив ярости против Муссолини. Его любимая страна была зажата в тисках двух держав, одна из которых хотела оккупировать ее, а другая, предполагалось, освободить. А в промежутке между ними они, похоже, решили все уничтожить.
— Посмотри, что ты сделал с ней, ублюдок! — закричал он.
— Шшшш, — успокаивала его Марица, втирая масло ему в плечи. Простыни были чистые и прохладные, матрас мягкий. Ее руки теплые и любящие. Он заснул.
Когда проснулся, было темно. Марица лежала обнаженная рядом с ним, с открытыми глазами, наблюдая, как он спит. Он притянул ее к себе и жадно поцеловал, словно пил из ее души.
— Ты, наверное, голоден, — сказала она, когда он отпустил ее. — Ты ничего не ел со вчерашнего дня.
— Умираю от голода, но другого, — согласился он и провел рукой по изгибу ее бедра, задержался на плотной талии, пробежал по животу, а потом снова вверх к груди. Он взял их по очереди в рот, лаская языком.
Во рту остался солоноватый вкус, соль здорового тела после жаркого трудового дня и пот страстного томления, которое не оставляло ее всю долгую ночь. Он сглотнул ее соленый привкус, и все тело его напряглось, переполняемое желанием. Он хотел прямо сразу же погрузиться в нее, но заставил себя подождать, сдержаться, дать ей возможность подготовиться к путешествию, в которое они часто пускались вместе. Склонившись над ней, слегка касаясь губами изгибов ее тела, он поцелуями раздвинул ей бедра и вошел губами между бархатными складками и впитывал ее вкус, пока она не начала стонать, извиваться, протягивая к нему руки.
