— Друг мой, — ответил отец Антуан, глядя на меня своими водянистыми глазами, — Бог заботиться а моей душе, а подрясник оставляет на мое собственное усмотрение.
Десять минут у нас заняло возвращение через всю деревню на ферму Пассерелей. Деревья вокруг стаяли замерзшие, увешанные сосульками, поля были засыпаны снегом. Я не заглушил мотор после того, как мы въехали во двор и развернулись. Мадлен вышла в полупальто, неся электрический фонарь и грубую сумку, полную инструментов.
Я помог ей поставить инвентарь в багажник машины. Она сказала:
— Я взяла все: ламы, молотки. Все, что ты велел.
— Отлично. Что сказал отец?
— Сказал, раз мы решили сделать это — пусть так и будет. Он такой же человек, как и все. Все хотят, чтобы танк был вскрыт, на сами сделать эта боятся.
Я взглянул на отца Антуана. Он задумчиво проговорил:
— Я думаю, так поступило бы большинство отцов. Он терпел годами. Наконец, это работа священника, и никого больше.
Я открыл заднюю дверь, чтобы впустить Мадлен, и вдруг услышал крик Элоизы с кухни. Она вышла во двор, придерживая подол своей длинной черной юбки, чтобы не запачкать его в грязи. В руках был какой— то предмет.
— Мсье, вы должны взять это!
Она подошла ближе, увидела сидящего в машине отца Антуана и почтительно склонила голову.
— Добрый день, святой отец.
Отец Антуан поднял руку в приветствии. Элоиза подошла ко мне и прошептала:
— Мсье, вы должны это взять. Отец Антуан может возражать, поэтому не показывайте ему. Это поможет вам защититься от созданий ада.
В моей руке оказалось колечко волос, которое было на модели собора в комнате Огюста Пассереля. Я сжал его и сказал:
— Что это? Не понимаю.
Элоиза с опаской взглянула в сторону священника, но тот не смотрел на нас.
— Это волосы первенца, принесенного в жертву Молоху века назад, когда дьявол угрожал людям Руана. Это подтвердит чудовищам, что мы уже заплатили им.
— Я не думаю… — начал я.
Элоиза сжала мои руки своими костлявыми пальцами:
— Неважно, что вы думаете, мсье. Просто возьмите это с собой.
Я сунул локон в карман куртки и залез в машину, ничего больше не говоря. Элоиза смотрела на меня через засыпанное снегом окно, пока я трогал с места. Она все еще стояла во дворике, когда мы выезжали из ворот на дорогу, ведущую к танку.
Танк казался еще более громоздким. Но мы знали что— то ждет нас внутри. Мы вышли из «Ситроена», взяли фонарь и инструменты. Ни один из нас не мог отвести глаз от грозной проржавевшей железяки.
