Рузвельт хорошо помнил, как Сталин взглянул на него с некоторым недоумением или, быть может, недоверием. А затем он медленно опустился в свое кресло и сказал, будто ничего не произошло:
— Хорошо... Давайте продолжать.
...Внезапно дверь в комнату, где сидел президент, распахнулась.
На пороге стояла Грэйс Талли. Взглянув на ее раскрасневшееся лицо и горящие глаза, Рузвельт понял: что-то случилось.
— Я... я, простите, мистер президент, я так бежала из коттеджа, где коммутатор... Мне хотелось скорее, как можно скорее...
— Так что же ты медлишь? — воскликнул Рузвельт, которому мгновенно передалось волнение секретаря. — Скажи наконец, в чем дело!
— Я хотела было позвонить вам, но потом подумала, что там, на линии, могут возникнуть помехи... Или он может...
— Да скажи наконец толком! Какая линия, кто может, что может?! — перебил ее президент.
— Гопкинс, сэр, у телефона. Гарри Гопкинс! — не произнесла, а скорее выдохнула Грэйс Талли.
Когда Рузвельт узнал, что Гопкинсу дали сильное снотворное, он решил отложить разговор с ним до следующего дня. А потом, погрузившись в раздумья, уже не вспоминал о своем намерении связаться с «Мэйо Клиник».
Но сейчас слова Талли привели президента в возбуждение, какого он давно не испытывал.
— Где Гарри? — воскликнул Рузвельт.
— Гарри? Но вы же знаете, он в Рочестере, в больнице!
— О господи, я спрашиваю: какой телефон?! Откуда надо говорить? С коммутатора? Приттиман, коляску!
— Приттиман вам не нужен, сэр, и коляска тоже не нужна, — торопливо проговорила Талли. — Вы можете разговаривать отсюда, линия переключена на этот телефон... — Она ткнула пальцем в коричневый аппарат на письменном столе президента. Рузвельт схватил трубку и крикнул срывающимся голосом:
— Гарри? Это ты, Гарри?
В трубке послышался гул.
— Гарри! — нетерпеливо повторил президент, прижимая трубку к уху и чуть ли не касаясь губами микрофона. — Ты слышишь меня?
— Мистер президент! — раздался в трубке мужской голос. Но он был не похож на голос Гопкинса. То ли его так изменила болезнь, то ли это искажение на спецлинии...
— Гарри, это ты? — неуверенно спросил Рузвельт.
— Нет, мистер президент, — послышалось в ответ, — я дежурный врач. Сейчас связь будет переключена на мистера Гопкинса.
— Как же вы посмели разбудить его? — с несвойственной ему резкостью воскликнул Рузвельт.
— Хэлло, мистер президент! — раздалось в трубке.
Теперь ни гул на линии, ни столь нехарактерная для Гопкинса слабость в голосе не могли ввести президента в заблуждение: с ним говорил его любимый помощник.
