Откинувшись на спинку удобного кресла, Рузвельт взглянул на часы. Он не сомневался: еще минута-другая, и Гарри Гопкинс или американский посланник явятся к нему с докладом.
И действительно, вскоре в дверь кто-то постучал. На пороге стоял все тот же Майк Рилли.
— К вам пришли, сэр! — сказал он каким-то приглушенным и в то же время торжественным тоном.
«Впрочем, — вспоминал теперь Рузвельт, — на тон Майка я тогда не обратил никакого внимания».
— Кто? — спросил президент. — Посланник? Гопкинс?
— Нет, сэр!
— Тогда скажи, чтобы зашли попозже. У меня важные дела. Через час открывается Конференция.
— Боюсь, что это все же важнейшее дело, — еще тише произнес Рилли.
— Говори громче, черт побери! — прикрикнул на него Рузвельт. — Кто там еще пришел?
— Сталин, — чуть слышно ответил Рилли.
Глава одиннадцатая
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
...Что же было дальше? Что?!
Кажется, Рузвельт торопливо сказал:
— Проси, конечно! Что ты стоишь, как истукан?
Зрительно восстановив в памяти эту сцену — именно с нее началось его личное знакомство со Сталиным, — президент стал во всех деталях вспоминать и другие эпизоды, имевшие отношение к России вообще и к Сталину в частности.
Сейчас надо было ответить себе на главный вопрос: как он, Рузвельт, держался тогда, в дни Конференции? Не дал ли повод Сталину заподозрить его в неискренности? «Я должен, должен вспомнить все, — приказал себе президент, — только тогда я смогу написать Сталину достойный ответ».
В эти минуты память Рузвельта походила на прожектор или мощный ручной фонарь, луч которого он направлял туда, в прошлое, освещая то, что свидетельствовало в его пользу, и то, что было против него, отсекая ненужное и случайное в сложных коллизиях Тегеранской конференции.
...Произнеся имя «Сталин!» и услышав в ответ слова президента, Майк Рилли резко отступил в сторону. И тогда Рузвельт увидел советского лидера. Тот стоял в дверях — невысокий, плотно сложенный человек. Волосы у него были слегка рыжеватые, с сединой на висках, усы черные. На нем была военная форма с маршальскими погонами — на фотографиях президенту не раз доводилось видеть Сталина в этой форме.
«Что я сделал в тот момент, когда увидел его?» — напряг память Рузвельт.
И тут же вспомнил, что оперся о подлокотники кресла, — инстинктивное желание встать, давно уже угасшее, на мгновение возникло у него снова. И Сталин, словно стремясь уберечь президента от тягостного ощущения беспомощности, сделал несколько мягких, но быстрых шагов по направлению к креслу, протягивая вперед обе руки.
