— Какая там проверка, Майк! Еще немного, и ты начнешь проверять свои носовые платки...
— Свои — вряд ли, сэр, — с достоинством ответил Рилли. — Но все, что имеет отношение к вам...
— Я знаю эту песню наизусть, Майк! — прервал его Рузвельт, явно начиная сердиться. — Надеюсь, ты пришел не только для того, чтобы исполнить ее опять? Честно говоря, я предпочитаю слушать спиричуэлс Джексона.
— Я пришел к вам, сэр, для того, чтобы сказать: во время осмотра вашего автомобиля мои люди нашли на полу заднего салона вот это...
И Рилли, подойдя вплотную к коляске Рузвельта, раскрыл перед ним папку.
В комнате царил полумрак, и президент не сразу разглядел то, что ему показывал Майк: в большой пустой папке лежала крошечная марка.
— Я подумал, сэр, что это, может быть, представляет для вас определенную ценность... Марка, видимо, выпала из альбома.
— Зажги свет!
При свете настольной лампы Рузвельт сразу же убедился, что никакой ценности марка не представляет. Обычная египетская марка с изображением сфинкса.
Видимо, почувствовав разочарование своего босса, Рилли сказал:
— Я знаю, как дороги для вас марки. Ведь вы их собираете.
«Если я собираю алмазы, это не значит, что мне нужны и простые булыжники», — хотел ответить президент, но ограничился словами:
— Спасибо, Майк, хорошая марка.
— Я передам ее мисс Талли для ваших альбомов?
«От его усердия нет спасения!» — подумал Рузвельт.
— Нет, — сказал он. — Оставь ее здесь, на столе. Я хочу ею полюбоваться. Можешь идти.
Рилли повернулся и направился к двери. У самого порога он услышал голос президента:
— Пришли ко мне Хассетта, Майк. С документами!
— Слушаю, сэр! — отчеканил Рилли и скрылся за дверью, плотно притворив ее за собой.
Когда начальник охраны ушел, Рузвельт рассеянным взглядом скользнул по марке. И подумал: «Тоже колония. Тот же Черчилль...»
Но сейчас президента занимали мысли о двух неотложных делах — ответе Сталину и речи памяти Джефферсона.
«Боже мой, — подумал он, — если бы мне удалось вынести эти две ноши и избавиться наконец от Шуматовой! Как легко бы я вздохнул! Даже почту из Вашингтона просматривал бы быстро, без раздражения! А потом — каждый или почти каждый день — прогулка с Люси! И так вплоть до возвращения в Белый дом... А там, впереди, Сан-Франциско — новый этап жизни человечества, да, да, новый!.. Но где же Хассетт?»
Рузвельт любил своего секретаря. Он взял его в Белый дом по рекомендации Марвина Макинтайра еще десять лет назад и очень скоро понял, что не прогадал. Президент слышал о нем и раньше — Хассетт был известным вашингтонским журналистом с опытом работы в Англии и Ирландии. Не имея законченного высшего образования, он поражал всех своей эрудицией, держал в памяти речи великих президентов — Вашингтона, Джефферсона, Линкольна, хорошо знал стихи и часто цитировал их наизусть, с большим мастерством составлял проекты ответов на письма самых разнообразных людей — от политических деятелей и бизнесменов до восторженно-назойливых дам, одним словом, был для президента незаменимым человеком.
