В этот момент Рузвельт услышал тихий голос доктора Ирвина, который склонился к президенту, перегнувшись через противоположный борт машины.
— Это не полио, сэр. У нас лечатся и после костных ранений.
«Как все нелепо получилось! — подумал Рузвельт, чувствуя, что краска заливает его лицо. — Ведь, по существу говоря, я заинтересовался этим парнем из чистого тщеславия. Не мог смириться с его демонстративным равнодушием на фоне столь бурных изъявлений радости». Он повторил про себя: «Гуам!.. В боях за него отдали жизнь тысячи американцев. Да, это было двадцатого июля прошлого года».
О чем он мог говорить с Робертсом? Что он мог ему сказать? Произнести банальные слова утешения? Поблагодарить от имени Америки за отличную службу? И парень обопрется на эту благодарность, как на третий костыль? От хорошего, приподнятого настроения, только что владевшего Рузвельтом, не осталось и следа. Ему захотелось уйти от устремленных на него взглядов, скрыться, исчезнуть.
И тут он вспомнил, что на Пайн-Маунтин его ждет и наверняка беспокоится Люси.
Но президент не мог уехать, даже не сказав несчастному Робертсу нескольких дружеских слов, не пожав ему руку.
— Я сознаю, что кощунствую, Кевин, — тихо проговорил Рузвельт, — но мне никогда еще так не хотелось быть чудотворцем, как сейчас. Я сказал бы: «Брось свои костыли и иди!» Но я простой смертный. И единственное, что в моих силах, — это поблагодарить тебя за верную службу от имени тех, кому твое мужество помогло остаться в живых.
Кевин молчал.
— Ты слышишь меня? — спросил президент.
— Я-то слышу, — ответил Робертс. — Но ребята, что лежат в земле или на дне океана, уже никогда не услышат.
— За них отомстят те, кто будет и дальше штурмовать острова в Тихом океане.
— Штурмовать? — с горькой иронией переспросил Робертс. — Да, штурмовать будут. Но представляете ли вы себе, господин президент, сколько людей погибнет при этом? Сколько американских солдат и офицеров?
«Миллион жизней, — подумал Рузвельт. — Такую цифру называет Комитет начальников штабов».
— Не мы начали эту войну, Кевин. На нас напали, и ты это знаешь. А теперь... теперь у нас нет выхода.
— Он есть, сэр... — тихо сказал Робертс. — Уговорите русских помочь нам.
Точно молния ударила в сердце президента. «Что он, ясновидящий, что ли, этот несчастный парень? Что ответить ему? Что русские обязательно помогут? Что Сталин дал такое обещание? Но кто знает, выполнит ли он его теперь, когда американо-советские отношения явно ухудшились. И потом все это тайна, строжайшая государственная тайна».
