Домой они ехали в арбе, погонщик с Мурсалом налепили на глубокие порезы на ладонях Энвера комочки паутины, предварительно поплевав на нее, и она остановила сочащуюся кровь, арба медленно катилась по дороге, медленно перекатывались тела буйволов в их черной блестящей шкуре, и пахло дорожной пылью.
Энвер очень обрадовался, когда увидел отца.
Он обнял отца, прижался к его телу, почувствовал родной запах, самый родной запах на земле, и вдруг заплакал. Отец гладил его по голове дрожащей рукой.
— Хорошо, что мамы здесь нет и она ничего не узнает, — сказал отец.
Отец сказал, что гости — его друзья из Ленинграда — приедут к восьми часам, и Энвер с шести слонялся вокруг дома. У него были перебинтованы руки, и было приятно прикладываться кожей лица к прохладной шершавой ткани бинта.
И опять, как всегда, стемнело очень рано. На стук первым бросился Энвер. Перед ним стоял высокий седой человек. Рядом с ним стояла женщина, красивая женщина, она смотрела на Энвера с доброй улыбкой, а рядом с ней стояла девочка в матроске.
— Здравствуй, мальчик, — сказал человек, — здесь живет Меджид Мамедов?
— Здравствуйте, — сказал Энвер, — конечно, он живет здесь. Это же мой папа!
Потом, после ужина, Энвер пошел показывать девочке сад. Она шла рядом и держала Энвера за руку. Он показал ей бочку, закопанную в землю, в ней было полным-полно головастиков и лягушек, и куст, где сплел паутину злой, огромный-преогромный паук, который, вполне возможно, не прочь, броситься и на людей.
— Ой, — сказала девочка и спряталась за спину Энвера.
— А вот здесь, — продолжал Энвер, — живет старая ворона. Мурсал сказал, что ей двести лет, а может быть, даже чуточку больше.
А потом они стояли у бассейна, и бросали камешки, и считали, сколько раз подпрыгнет камешек на воде, раньше чем утонуть, один камешек, брошенный Энвером, подпрыгнул четыре раза.
А потом прилетела летучая мышь, и стала шнырять над ними, и уже совсем было собралась сесть на голову девочки, но Энвер и отогнал ее и сказал, что узнает у Мурсала место, где все эти летучие мыши живут, и завтра же отправится разорить их пещеру.
— Ты храбрый, — с уважением сказала девочка.
Они начали прощаться.
— Ну, дети, поцелуйтесь на прощание, — сказал ее отец, — а ты, Энвер, приходи к нам с папой в гостя.
А у девочки в матроске были синие-синие глаза и мягкие прохладные губы...
Как ветер весны, как запах неведомых духов от красивой женщины, проходящей мимо по полутемной улице летом, как музыка из окна на втором этаже из незнакомой квартиры, воспоминания промелькнули так же быстро, как и нахлынули.
