Ревность | страница 23



И каждый из этих парней мог бы, вероятно, убить меня, не раздумывая дважды, пока я не кидалась на них и не стреляла.

Мозги были на пределе. Но я очень, очень устала.

— Я Дрю, — сказала я машинально. Бабушка, скорее всего, гордилась бы моими манерами. — Дрю Андерсон.

— Это прозвище? — послышалось от парня-японца. — Я Хиро, между прочим. Это удовольствие встретить вас.

Я уверена: он очаровашка.

— Мне понадобится время, чтобы всё рассказать вам, — и я не знаю, собираюсь ли я упускать эту возможность. Мои ладони стали влажными. Я вытерла руки о джинсы, жаль, что стул был тяжёлым. Но если бы я встала, то это выглядело бы слишком странно.

Очень даже странно. Наверное. Я не знаю.

Хиро кинул мне взгляд, который я расшифровала, как доброжелательный. Он сознательно выдвинул стул с левой стороны от меня и опустился в него.

— Мы Куросы. Дампиры. У нас есть, моя дорогая, только время.

У меня возник другой вопрос:

— Как... то есть вы парни старые. Старше, чем большинство вампиров, которых я видела. И Бенжамин, он старше Кристофа. Как долго вы... мы...? — я решила, что не могла отнести себя к ним. Или могла? Господи, у меня было так много вопросов, и это было не смешно. — Как долго вы живёте?

Брюс появился из ниоткуда рядом со мной. Я подавила в себе желание вздрогнуть, и в теплом дуновение ветра послышался запах одеколона и кондиционера для ткани. Ни от кого не пахло так, как от Кристофа, ни от кого — пряный яблочный аромат, который следовал за ним вокруг, не распространялся на других дампиров. Я задалась вопросом об этом. Как бы я спросила об этом? Эй, вы, парни, не пахнете пекарней. Что это даст?

— Мы Куросы, — повторил Брюс и поставил тарелку передо мной. Половина бельгийской вафли, яичница-болтунья, небольшая гора бекона и маленькое стеклянное блюдо, которое содержало кусочки дыни и виноград, а также землянику, похожую на сгусток крови. — Мы живем, пока ночь не выслеживает нас. Точно так же, как носферату, но без их... неспособностей.

— Не считая голода, — Элтон играл с серебряной вещью, которая не была похожа на кофейник. — Всегда, за исключением голода.

Голод. Почему они не называют это жаждой? Странное место в горле дрожало. Место, которое любило теплую, красную, медную, соленую жидкость. Пятно, которое нажало на кнопку в моей голове и превратило меня в кристально-чистую девочку, полную красного жидкого гнева.

А это уже другое. Господи, теперь, когда я знала то, на что это походило: желание выпить чью-либо кровь, у меня было чертово время, которое держалось за меня. Всё это походило на кружащуюся массу вещей, изменяющихся раньше, чем я могла получить контроль над ними.