— Я не верю снам. — Макин снял плащ и отряхнулся, как собака. — И епископу.
На тонкой работы прикроватном столике стояли шахматы с доской из черного и белого мрамора и серебряными фигурами, украшенными рубинами и изумрудами.
— У Гвардии палатки шикарнее, чем мои покои в Логове, — сказал я.
Макин склонил голову.
— Я не верю снам, — повторил он.
— Женщины Годда не носят синего.
Я начал отстегивать нагрудник кирасы. Это мог сделать и паж, но слуги — болезнь, влекущая за собой беспомощность.
— Ты стал следить за модой?
Макин, все еще мокрый до нитки, снимал с себя доспехи.
— Цены на олово выросли в четыре раза с тех пор, когда я занял трон своего дяди.
Макин ухмыльнулся.
— Я пропустил прибытие гостя? Ты говоришь с кем-то еще, не со мной.
— Этот твой человек, Оссер Ганг, — он бы меня понял.
Я оставил броню лежать там, где она упала. Взгляд мой вернулся к шахматной доске. Такую приносили, когда я в прошлый раз ездил на Конгрессию. Каждый вечер. Будто нельзя претендовать на трон, не будучи искусным игроком.
— Ты привел меня к воде, но не даешь пить. Скажи напрямую, Йорг. Я простой человек.
— Торговля, лорд Макин. — Я на пробу двинул пешку. Пешку с рубиновыми глазами, служанку черной королевы. — Мы не торгуем с Островами, не покупаем ни олово, ни вайду, ни бреттанские сети, ни их знаменитые хитрые топоры, ни крепких низкорослых овечек. У нас нет торговли, черные корабли уходят из Конахта в Тихое море, но никогда не возвращаются в порт.
— Были войны. Лорды Бреттании вечно враждуют. — Макин пожал плечами.
— Челла говорила о Мертвом Короле. Я не верю снам, но доверяю слову врага, который думает, что я полностью в его власти. Болотные мертвяки не давали покоя армиям моего отца на границах. Мы с отцом охотно вернули бы те годы ожидания, если бы он не был вынужден так держаться за то, что у него есть.
Макин кивнул.
— Кенник тоже страдает. Все воины, что подчиняются мне, заняты — удерживают мертвяков в болотах. А их армия? Король?
— Челла была королевой той армии, которую собрала в Кантанлонии.
— А корабли? Завоевания?
— На земле и на небе полно вещей, Макин, недоступных даже мудрецу вроде тебя. — Я сел на кровать и развернул шахматную доску так, что на него теперь смотрела белая королева и ее армия. — Твой ход.
Макин выиграл шесть партий, прежде чем я отправил его задуть лампы. То, что он после шести выигрышей спал на полу, а я после своего единственного — в удобной постели, служило слабым утешением. Я уснул, а перед глазами все мелькали фигуры, черные и белые квадраты, мерцали рубины и изумруды.
