Несколько сотен всадников подняли целые тучи пыли. Под этим покровом, нами же и созданным, мы покинули Маттеракс; Золотая Гвардия растянулась на полмили по извилистой горной тропе. Блеск ее потускнел, и на равнину мы спустились уже серыми.
Макин и я ехали вместе по изгибам дороги, на которой некогда встретили принца Оррина, направлявшегося к моим воротам. Макин теперь выглядел старше, в черных волосах пробивалась седина, тревоги проложили морщины на лбу. В дороге Макин всегда казался счастливым. С тех пор как у нас появились богатство, слава, замки, он проявлял склонность к беспокойству.
— Будешь скучать по ней? — спросил он.
Целый час был слышен лишь стук копыт по камням, и вдруг ниоткуда это «Будешь скучать по ней?».
— Не знаю.
Я привязался к своей маленькой королеве. Она могла возбудить меня, когда хотела, как могло бы большинство женщин: я нетребователен. Но я не сгорал от страсти, не нуждался в ней. Я не просто привязался к Миане, она мне нравилась, я уважал ее быстрый ум и безжалостность. Но я не любил ее, не испытывал ту дурацкую безрассудную любовь, которая может охватить мужчину, унести его к неизвестным берегам.
— Не знаешь?
— Поживем — увидим, разве не так? — ответил я.
Макин покачал головой.
— Едва ли ты поборник истинной любви, лорд Макин, — сказал я ему.
За шесть лет, проведенных в Логове, при нем не было женщины, а если и имелась любовница или даже шлюха-фаворитка, он ее хорошо прятал.
Он пожал плечами.
— Я потерял себя в пути, Йорг. Для меня то были черные годы. Для интересующих меня женщин я плохая компания.
— Что? А я?
Я обернулся, чтобы посмотреть на него.
— Ты был совсем юн. Мальчишка. Грех не липнет к ребенку, как он липнет к мужчине.
На этот раз пожал плечами уже я. Ему, казалось, было приятнее грабить и убивать, чем вспоминать об этом в сводчатых залах. Возможно, ему снова был нужен повод для беспокойства, чтобы наконец перестать беспокоиться.
— Она хорошая женщина, Йорг. И скоро подарит тебе ребенка. Ты об этом не думал?
— Нет. Что-то позабыл.
Вообще-то это занимало мои мысли непрестанно, даже во сне. Я не знал, как ухватить эту мысль, и она правда ускользала от меня. Скоро появится орущий младенец, но что это будет значить для меня — что значит быть отцом, — я не имел понятия. Коддин говорил, что я почувствую интуитивно, инстинкты подскажут. Что это записано у меня в крови. Возможно, это будет все равно что перец, рассыпанный в воздухе, и до тех пор, пока я не чихну, не смогу понять, с чем имею дело.
