С вашего разрешения – ещё один культурологический экскурс. Соц-арт, по определению теоретиков, отрицает любой диктат, в том числе диктат этических и эстетических конвенций. Видимо, по этой самой причине сочинителя то и дело заносит в black comedy самого скверного свойства:
«Старшему ефрейтору Венцелю топором отрубили обе ступни и под угрозой смерти заставили бежать… У другого убитого рядового (имя неизвестно) ножом отрезали гениталии, которые, предварительно изваляв в конском навозе, вручили рядовому Дорицу, требуя от того съесть это. Дорица вырвало, едва он попытался откусить кусок, в связи с чем он был немедленно зарублен топором и брошен на съедение свиньям».
Чаплинские потасовки сельских библиофилов в «ГенАциде», возможно, и были комичны. Но подобные пассажи в духе незабвенных садюшек – к одиннадцати туз. Есть зоны, наглухо закрытые для стёба. Впрочем, у букеровского жюри на сей счёт явно другое мнение…
ФИНАЛИСТЫ
Е. Скульская «Мраморный лебедь» (журнал «Звезда», № 5, 2014). Со времён Дейла Карнеги известно: охотнее всего человек говорит о самом себе. Оттого японский жанр эгобеллетристики (на языке оригинала «ватакуси сёсэцу») приживается на любой почве. Ничего не имею против литературного автопортрета как такового. Пиши на здоровье, коли есть о чём, – тогда, Бог даст, получится «Жизнь идиота». А коли не о чем – не взыщи, выйдет более или менее отточенная банальность. Скорее всего – менее отточенная. Потому как весь запас отточенных банальностей исчерпал русский первопроходец жанра Довлатов.
Тем не менее у ефрейтора Довлатова, под стать лейтенанту Шмидту, обнаружилась масса самозваных детей: Аствацатуров, Малатов, Непогодин, Рубанов, а нынче и примкнувшая к ним Скульская.
Хорошая эгобеллетристика держится либо на недюжинном таланте (как у Акутагавы), либо на экстремальном опыте (как у Гиляровского или Лимонова). А что делать, коли автор – не Бог, не царь и не герой? Остаётся прислушаться к Веллеру: «Сами по себе вы никому не интересны, успокойтесь… Ваша собственная жизнь со всеми её подробностями никого не волнует. Не подражайте «большим людям» – масштаб ваших личностей разный».
Елена Скульская добрым советом пренебрегла. Результатом стала нудная исповедь, выслушивать которую можно лишь по долгу службы – духовнику или психотерапевту:
«На ужин была каша, её вид всегда вызывал у меня недомогание своей слизью и пережёванностью» .
«Мама, торжествуя, смотрела на отца. За два дня до этого она меня первый и последний раз в жизни ударила – деревянной вешалкой от пальто. И на следующий день меня первый и последний раз в жизни ударил отец».
