Зубова кивнула, хотя ей сделалось еще стыднее, она ведь знала, такая ли Вера-сластена на самом деле слабенькая, как это считалось в доме. Она ведь не родители: для нее в Вериной жизни никаких секретов не было, как и для Веры в ее жизни. И ведь они вдвоем тогда бегали в госпиталь, где лежали нынешний зубовский муж и Верин Славочка (то, что они медички, очень поспособствовало роману: Славочку как раз после третьего курса призвали в сорок первом военфельдшером). Но у Зубовой хватало воли уходить из госпиталя вовремя или не приходить туда три дня, чтобы не прогореть от любви, а у Верочки не хватало, а когда она уходила все-таки, так ее клонило в сон, и какавеллу в анатомичку брать было совсем неудобно.
Однако ложь, которая не прощается недругам и родителям, довольно легко прощается друзьям и себе. А в их дружбе еще со школы получилось, что Туся была тягловой силой и чувствовала почему-то какую-то ответственность за все лапушкины дела, и если судила ее, то всегда в итоге судом милосердным.
Так всю жизнь было, со всеми делами. И в акушерство перетянула Верочку тоже она — первые два года лапушка по распределению терапевтом отработала. И сама натаскивала ее в акушерстве, как саму Зубову натаскивали «просто ординаторы» из старших. И Вера Леонтьевна не хуже многих освоила все ремесло и дошла до категории, до того, что стала дежурить в смене ответственным врачом.
А последнее время Дора Матвеевна сызнова ощущала себя перед Верочкой вроде бы виноватой: упустила ее из виду, как раз как перешла в этот роддом. Зубова первые месяцы просто пропадала здесь, пока все наладилось. Даже к телефону подойти толком было некогда, а Верочка возьми да и закрути какой-то странный роман — это при своих восьмидесяти восьми килограммах; хоть бы фигуру сберегла — какая у нее была фигурка точеная!.. Зубова никогда не фарисействовала, хоть сама на романы легка не была — и не оттого, что по сей час любила своего мужа: он надоел ей со своей мнительностью, и не оттого, что холодна или мужчинам не нравилась, — просто не была легка, и все… Ну, бог с ним, был бы просто роман, так нет, Верочка взяла да и разошлась с мужем, которого очень любило все зубовское семейство, да разменяла комнаты, да и осталась на бобах: тут разрушила и там не построила и села на мель — одна, со своими двумя непокорными, недовольными ею сыновьями. Правда, с тех пор все говорила, что всем она довольна, в жизни надо быть решительной и жить откровенно для самой себя. Ну, а что ей, простите, оставалось еще говорить!
