В мае 1487 года королевский казначей в Севилье выдал три тысячи мараведов «Христовалю Коломо, который по особым делам находится на службе их величеств». В июне Колумб еще раз получил такую же сумму. Став теперь как 'бы чиновником королей, он следовал за двором из города в город. Время от времени Изабелла приказывала заняться рассмотрением его плана, но стремительные события войны отодвигали все терпящие отлагательства вопросы. Придворным, недавно принимавшим участие в Колумбе, было не до него. Они поглощены были более злободневными делами. Полузабытый Колумб слился с толпою докучливых ходатаев, толпящихся в прихожих знатных лиц.
В июле, по распоряжению Изабеллы, Колумбу снова выдали деньги на проезд ко двору, расположившемуся при лагере у Малаги. Слонявшийся без дела, удрученный генуэзец присутствовал при взятии этого города в августе 1487 года. После победы двор вернулся в Кордову, но вспыхнувшая там чума заставила королевскую чету спешно переехать в Сарагоссу. Колумб, как тень, следовал за двором.
Надежды на скорое, благополучное для него решение кастильских королей оставалось все меньше.
С отчаянием в душе видит Колумб, что все его усилия, убеждения, хитрости оказались тщетными. Ему уже сорок четыре года. Больше десяти лет носит он в себе замысел, сделавшийся единственной целью его жизни. Ради его осуществления он актерствует, унижается, терпит лишения, бездомным бродягой кочует по чужой стране. Скоро наступит старость, когда благосклонность коронованных владык и каравеллы всего мира будут уже бесполезны.
Его приезд в Испанию был тяжелой ошибкой. Следовало оставаться в Лиссабоне, Настойчиво добиваться через друзей и покровителей принятия Жоаньо II его условий. В Португалии не нужно было убеждать такой сонм невежд, тратить силы на доказательство шаровидности земли. Здесь, в Кастилии, он не дождется конца войны. Каждый мавританский город отчаянно сопротивляется. Но даже после падения всех арабских крепостей он будет далек от конца мытарств. Ему снова придется предстать перед хунтой, в которой будут заседать доктора, более невежественные в вопросах мореплавания, чем последний лиссабонский матрос.
В состоянии душевной прострации, тем более тяжелой, что она последовала за годами кипучей деятельности и нервного напряжения, Колумб написал зимою 1487 года из Кордовы челобитную королю Жоаньо, прося снять с него ответственность за неоплаченные долги и разрешить вернуться в Лиссабон. Чтобы обеспечить ходатайству успех, он прибавил, что находится при дворе королей Кастилии, где рассматривается его проект, известный португальскому королю.
