— Это мой фирменный, на минералке, — пояснил Степаненко.
— Кофе, минералка, — пробормотал Колешко. — А я кофе в последнее время редко пил.
— Я помню, ты пил кофе немеряно, литрами… Врачи запретили?
— Политики… — буркнул Колешко.
Степаненко недоуменно уставился на него.
— Да, да! Политики, финансисты и прочая нынешняя олигархствующая и жирующая шваль, — опять буркнул Колешко, уже раздражительно. — Развалили, б…, страну. Все развалили… Экономику, науку. Это в какой такой стране ученый не может позволить себе чашку кофе?!
— Да, известные дела, — согласился Степаненко, понимая, что крыть ему нечем — за последние годы его друг, будучи молодым ученым, изрядно обнищал.
— Ну рассказывай, что стряслось? — не терпелось Степаненко. — Тебе сахару сколько?
— Авария как авария… — отмахнулся Колешко, то ли от предложенного сахара, то ли от просьбы хозяина квартиры рассказать о причине столь внезапного визита.
— А что ты такой взъерошенный? Может, все-таки ты виноват. Превысил скорость там или…
— Да ну, виноват! — вяло взмахнул рукой Колешко. — Я под сто кэмэ даже не шел, а он, гад, сзади вынырнул, занял левую полосу, сигналит на опережение, а потом как долбанет… Вот это ударчик был. Думал, голову оторвет…
Степаненко смотрел, как оживает от чашки крепчайшего кофе его друг. Редко они встречались в последние годы. Все по телефону, да по телефону. Жизнь развела по разным путям-дорожкам. Колешко был задиристым пареньком из параллельного класса, которому прочили спортивную карьеру. А он неожиданно выбрал научную. И, как мог судить Степаненко по внешнему виду, выбор на сегодняшний момент, был неудачным. Из парня-крепыша Колешко превратился в этакого педанта-сухаря с ранними залысинами и выпирающим, как у беременной женщины, животиком. Хотя коренастость у него осталась прежняя.
Степаненко вспомнил, как где-то полгода назад ему позвонила жена Колешко и со слезами в голосе просила поговорить с ее непутевым, как она считала, муженьком.
— В чем проблема? — поинтересовался тогда Степаненко. — Пьет?
— Если бы пил… Денег нет… — в трубке слышалось прерывистое дыхание. — Его друзья коттеджи возвели, на иномарках катаются, а он все над открытием своим корпеет, будь оно неладно… На одном хлебе сидим.
— Я могу подбросить сотню-другую? — произнес тогда Максим. Никогда бы он не стал предлагать деньги, если в обращении Иры, жены Колешко, к нему — Максиму Степаненко, не было своих резонов.
Ира была не просто школьной подругой Степаненко. Она была его девушкой. Алексей отбил Иру у него еще в десятом классе, а на втором курсе института они, Алексей и Ира, поженились. У них постоянно появлялись проблемы в семейной жизни, и Ира иногда находила время и повод жаловаться Максиму на своего мужа, но Степаненко знал, чем могут окончиться подобные жалобы, и предпочитал не вмешиваться в чужую семью. У него были в семейном плане свои проблемы, а потом — свободных женщин было в избытке.
