Ему стало неловко: «По-дурацки все это выглядит! Как неудобно!»
— Я все-таки пойду посмотрю его, — сказал он.
Лида попыталась встать.
— Не надо, Лидочка, я сам… Я один пойду.
Она что-то невнятно пробормотала.
— Что вы? — спросил Шарифов.
— Как хотите, говорю. — Лида отвернулась.
«Хорошо еще, что встретилась только Лида, — думал он тогда, поднимаясь на второй этаж в хирургическое. — Хорошо, что еще не встретилась Кумашенская…»
Оперированный парень морщился во сне, тихонько охал. Когда его взяли за руку, чтобы пощупать пульс, открыл глаза.
— Больно?
— Вроде бы…
— Пройдет к утру… Спится?
— Дали мне чего-то… Дремлю…
Шарифов посмотрел историю болезни. Надя не переписала в нее ход операции…
Он все не знал, куда ему деть себя, и спустился вниз. В окно кабинета падал свет с крыльца. Не зажигая лампы, Шарифов подошел и бесшумно открыл раму. Ветер тут же смахнул на пол с подоконника бумажку. Шарифов услышал тихие звуки, словно кто-то плакал… Нет, это не плакали. Лида сидела на ступеньках и пела вполголоса. Свет из полуоткрытой двери падал на ссутуленные плечи.
По до-о-олинке я-a гуля-ала,
Мил коле-ечко по-о-одарил…
— Ох, — вздохнула она и протянула снова: — «Подарил…»
Подарил милый колечко,
Не веле-ел его терять.
Лида замолчала. Шарифов решил, что песня уже кончилась. Но Лида вдруг тихо повторила: «Да терять…» — и запела дальше. Шарифов осторожно сел на подоконник и старался не шуметь, чтобы расслышать все слова.
…Где ж девалось то колечко,
Что сияло на руке?
Где ж девался тот дружочек,
Что словами улещал?
«Улестил…» — с горечью не пропела, а как-то сказала она, сохранив мелодию, и снова затянула:
Улестил милый словами,
Сам уехал далеко…
«А зачем ему уезжать? — вдруг подумал тогда Шарифов и тут же рассердился на себя: — Песню портишь, дурень! Слушай!» И думал: «Глупо! Никак не могу собрать мысли! А вот Лида поет. У нее мысли собраны. У нее что-то на душе».
Но вообще-то ему совсем неважно было тогда, что у Лиды на душе.
…Когда к морю подходила,
Сердце билося волной.
Лида замолчала. Шарифов подождал, не запоет ли она еще, но Лида внимательно рассматривала прорвавшуюся тапочку. Тогда он спросил:
— Что за песня, Лидочка?
Она вздрогнула, поднялась и вошла в здание. Через минуту заскрипела дверь кабинета и послышался удивленный шепот.
— Вы в темноте сидите? — Лида повернула выключатель. — Мне показалось, что у вас свет… Я тихонько пела. Больные не услышат… Это вы — над самой головой…
— Я ничего и не говорю… Что это за песня?
