— В Мятлеве был?
— Да.
— Живот резал?
— Живот.
— Женить тебя надо… Тебе тридцать пять есть?
— Тридцать третий, — ответил Шарифов.
— Вот видишь. В самый раз. И осядешь сразу на одном месте. Ночью надо при жене состоять.
— Не думаю, что удастся мне осесть, — сказал Шарифов. — Дело такое. Все-таки придется и в больнице ночью… и ездить. И потому, наверное, мне жениться не следует.
— Ты со мной не криви, — сказал Семеныч. — Все кругом говорят, что у тебя глазная докторша есть. Аккуратная такая чернявая девица. Видел я ее. Очки подбирала. Она, говорят, вначале все домой хотела. А теперь обвыкла. Да и ты на пути. Мужики-то, они сейчас дорого ценятся. А ты человек самостоятельный.
Ко всему, что произошло у них с Надей через два часа, этот разговор прямого отношения никак не имел. Но потом Шарифов не раз вспоминал сельсоветскую комнату в Ахтырке, освещенную лампой-«молнией», и сторожа, и запах крепкого его самосада, и лужи на полу, и незатейливые Семенычевы рассуждения.
Глава седьмая
КУЛИКОВ ИЗ ОБЛАСТНОЙ
Когда его выпустили из милиции, он вернулся домой и заснул. Он очень был рад, что никого не встретил ни по дороге, ни на больничном дворе и мог сразу лечь и заснуть. Через час — он это понял после долгого разглядывания циферблата часов — его разбудила Кавелина.
— Вы очень крепкий, Володя. — Раиса Давыдовна первый раз за все годы назвала его по имени. — Вы очень крепкий. Смотрите, как вы спали. Год могли проспать.
Она сунула в рот таблетку из жестяного цилиндрика.
— А меня уже вызывал следователь из области. У него пижонские усики, но человек серьезный. Он говорил со всеми, даже с теми, кто ничего про операцию не знает… Володя, говорят, что Лида все ужасно запутала. Она хочет в тюрьму вместо вас. Она говорит, что случайно наклеила на пузырек не ту этикетку и сама подала вам дикаин. А Клава и Глаша, видно, бормочут невнятное, надеются, что с Лидой ничего не случится, раз ее муж следователь. Это она им вбила в головы…
У Куликова из областной прокуратуры действительно были пижонские усики. Он почесал их карандашом и спросил:
— Вы в городе на Троицкой жили? Я фамилию помню.
— На Троицкой.
— Мы с вами дрались в детстве. Вы хорошо дрались. Я Егорка с Нижегородской улицы. Помните?
— Вспомнил, — сказал Шарифов. — У вас голуби были замечательные. Польские.
Куликов кивнул.
— Дрянное у вас дело. Вы не хотели, конечно, а после женщины теперь девчонка — сирота. У вас сын есть. Вы должны понять… Запишем?
