— Как зовут тебя, пандарен?
— Хейдив-Ли.
— Хейдив-Ли, ты хороший лекарь?
Горящий янтарь в глазах Ноздорму мог бы прожечь пандарена насквозь.
— Я не добился бы этих вершин без помощи моих братьев, — ответил Хейдив, выдерживая пытливый взгляд дракона.
— Тогда сделайте лучшее и даже больше, Хейдив-Ли. Ты и твои братья пандарены. Мне нужен ребенок, а ваши предки обещали выполнить мою просьбу. Сейчас плод не выживет вне тела этой женщины, потому что это лишь начало ее срока. Лишь начало, — повторил Аспект Времени, — и я спешил в Пандарию, как мог.
Лекари Пандарии сделали не только лучшее, они сотворили невозможное. Хейдив понимал это теперь, когда прижимал к груди ненавистного ему младенца.
Каждый час, каждая ночь могла стать для человеческой женщины последней. За весь срок она так и не пришла в сознание. Иногда ее глаза распахивались, но она не видела ничего вокруг себя и не реагировала на голоса пандаренов. Ее пальцы до крови впивались в сжатые ладони, и от напряжения лопались тонкие вены, фиолетовыми всполохами расплываясь под кожей. По щекам текли слезы. Лекари делали все, чтобы облегчить боль матери, но этого было мало. Не способные говорить с ней, они зачастую действовали наугад, заранее не зная, поможет это средство несчастной или станет хуже.
Судьбоносный ребенок вытягивал все соки из тела матери. Со дня прибытия в Пандарию ее живот увеличился еще в три раза. Не прекращавшаяся ни на минуту лихорадка превратила кожу женщины в сухие лохмотья, губы растрескались до крови, волос нельзя было коснуться — они ссыпались, как осенние листья. Кожу на быстро растущем животе спасали крема, компрессы и мази из целебных трав. Ее единственным питанием стала подслащенная медом вода, которой смачивали ее губы.
Была очередь Хейдива дежурить около постели умирающей. В ту ночь женщина, как и раньше, неосознанно распахнула глаза, и пандарен хотел опустить ей веки. Но женщина неожиданно моргнула. Такое случалось даже с теми, кто пребывал в забытье. Редко, но случалось.
Но затем ее ладонь легла на огромный живот, и он будто бы ожил. Фиолетовая из-за растяжек кожа заходила волнами. Ребенок откликнулся на материнское касание. Усилие, приложенное женщиной, чтобы поднять руку, истощило и без того измученный организм. Почти сразу же ее ладонь безвольно соскользнула вниз. А на натянутом, как барабан, животе, где мгновение назад лежала материнская ладонь, проступили очертания маленькой ладошки. Их руки не успели соприкоснуться.
