И вновь ушу дается не как комплекс приемов, а как тип переживания и мироотражения.
Трактат вводил ученика в особый мир, характеризующийся проникновением в самую глубину вещей, данный как восприятие вещей на уровне их "семян", в то время как все видимые явления были лишь отражением этой внутренней личностной реальности или ее символами во внешнем мире, в том числе и всякие письменные знаки, то есть сам трактат, текст (вэнь). Не забудем, что "вэнь" понималось как "Небесные письмена", не видимые и не воспринимаемые обычным человеком, которые проецируются с Неба на землю и здесь образуют воспринимаемый нами "узор" - вещи и явления. Таким образом, уже по своей сути они символичны, ибо мирской "узор" - не более чем отражение бездонных глубин Дао, и он настолько же "истинен", поскольку является проекцией внутренней реальности, насколько и бессмыслен, если за этой мозаичностью мы не видим Единого Дао.
К тому же символ ценен для человека лишь настолько, насколько он способен узреть за внешней оболочкой внутренние, видимые лишь духовному взору структуры. А этот духовный взор - "взирание вовнутрь", как говорили в школах ушу, - дается как часть исключительного общего состояния человека.
Трактат "истинного человека", а таким считался всякий настоящий мастер ушу, представляет особый медитативный текст, и вне зависимости от конкретного содержания позволяет человеку пережить полноту собственной природы, данную как полнота природных свойств мастера ушу, составлявшего тексты. Таким образом, трактаты по ушу служили во многом не пособиями, а стимуляторами работы сознания, постоянно "напоминая" об ушу, причем отнюдь не как о способе боя или даже самовоспитания, но как о типе миропереживания.
Существовали и другие способы, позволявшие ученику полностью идентифицировать себя с Великим Мастером.
Сложность заключалась в том, что большинство великих мастеров ушу были либо полностью легендарны, либо, когда-то реально существуя, настолько обросли мифами, что сами превратились в легенду. Достаточно напомнить, что центральные фигуры китайского пантеона ушу - Бодхидхарма, Чжан Саньфэн, будучи вполне реальными персонами, вообще никогда боевыми искусствами нс занимались и на действительную историю ушу влияния не оказали. Другие же люди - также реальные и жившие не так давно, в XIX-XX веках, например, Сунь Лутан, Ян Лучань, Хо Юаньцзя - настолько срослись с фольклорными рассказами о народных героях-бойцах, что отделить правду от вымысла представляется абсолютно невозможным, да и само ушу не потерпит этого, ибо исчезнет ореол той удивительной чудесности, который окутывает боевые искусства. Но такие легенды делали фигуры этих люден привлекательными для сотен последователен, воздействовали на сознание занимающихся, все глубже вводя их в мир истинных ценностей китайских боевых искусств. Последователь ущу таким образом приобщался к мифу об ушу, а следовательно, и к чудесному мифу о самом себе.
