Том 3. Слаще яда | страница 79
А Володя уже на столе. Шаня спрашивает, допытывается, – как это случилось. Гарволины смотрят на нее с тихим ужасом. И догадывается Шаня, что Володя застрелился из любви к ней. Это больно мучит ее совесть и радует ее самолюбие. И от этой гадкой радости ей еще больнее.
Володю хоронили, как следует. Хоть старый протоиерей законоучитель и говорил, что надо зарыть за оградою кладбища, да директор гимназии сумел добиться разрешения похоронить по-христиански.
Гимназисты пели стройно и красиво. Поп пришел чужой, молодой, – свой не захотел, отговорился нездоровьем.
Было много цветов. Много молодежи, учащейся, рабочей.
Шаня всем казалась интересною. Догадывались, что из-за нее застрелился Володя. На нее смотрели, шептались. Она плакала.
Дни идут за днями. Зарастает травою Володина могила. Пришла Шаня на Володину могилу, молится, плачет. На колени стала, просила прощения с плачем, настойчиво:
– Прости, прости, Володя.
Почти увидела его голубое тело. Как бы осенение тени над ее склоненною головою. И почти успокоилась Шаня, – Володя простил. Он – добрый, он не может не простить.
Просит Шаня, чтобы он помог ее любви.
– Ты сам любил, сам знаешь, Володя. Прости меня: одно у меня сердце, одна любовь.
Шепчет, уткнувшись губами в свежий дерн могилы, стоя на коленях:
– Если правда, что вы ходите по земле, голубые, – Володя, помоги мне. Не отходи от него, напоминай ему обо мне, покажи ему меня во сне, такую же чистую и голубую, как ты.
Полюбила Шаня ходить на Володину тихую могилу. Носила Володе цветы. Мечтала Шанечка на Володиной могиле.
Дома, одна, достала Шаня Женин портрет, на колени перед ним стала. Горько плакала. Шептала:
– Володенька умер.
Ей казалось, что у Жени лицо – жестокое. Что он повелительно требует жертв.
Шане вдруг стало страшно перед этим портретом, как перед ликом беспощадного. Упала ничком. Шепчет отчаянные слова.
Великая жертва человеческой жизни принесена ее любви, – и уже теперь навеки крепка ее верность. Таинственный ужас смерти приковал Шанину душу к светлому, торжествующему образу Евгения, – и отныне союз их нерасторжим.
Глава двадцать первая
Однажды осенью Шаня у Липиной познакомилась с Марьею Осиповною Грушиною, молодою вдовою чиновника, которая жила не столько на пенсию после мужа, сколько на доходы от комиссионерства, гаданья, сводничества и других услуг; она ничем не брезгала, давали бы деньги.
Грушина хвасталась искусством гадать. Шаня просила погадать ей.
– А вы не испугаетесь? – хитро подмигивая, спросила Грушина.