Но Минаев расходился:
– Мне бы, говорю, удержать себя, сказать: стой, трус паршивый, сдержи, сдержи, – нет пру, пру без останову, страха ради иудейска, и – бац. Так или нет, господин командир Малецкий?
Малецкий увидал в этом какое-то новое неожиданное наступление Минаева, испугался и начал его оправдывать:
– Позвольте объяснить, что когда я приказал ехать, то видел убиение Прохорова с левой стороны, а у нас правило: бугеля отдергивать – с правой.
– Вот, – кивал околоточный Минаеву.
– И вся сигнальная, – торопился показывать Малецкий, – вся служебная часть движения всегда должна находиться с правой.
– Слышите? – обращался околоточный к Минаеву, желая его немного обрадовать.
Минаев кидал взглядом от Малецкого к околоточному, точно желая поймать какой-то спрятанный, но хорошо построенный фокус.
Малецкий ёрзал ногами по свежевыкрашенному полу; его глаза убегали от разъяренного, настигающего взгляда Минаева.
Тоном мальчика, пойманного на мерзкой шалости, он заключал:
– И во всем печальном происшествии причина – сам потерпевший, Прохоров.
– Ну и к черту, и больше я вам не нужен, – процедил Минаев и направился к выходу.
Околоточный было привстал и хотел прикрикнуть на Минаева за грубость, но Малецкий махнул книзу рукой и как бы говорил: «Оставь его, не обращай внимания».
IV
Подручный Васин – друг Минаева – сразу почувствовал, что с товарищем начинается что-то недоброе, и кинулся за ним.
– А… ты? – пронзил его Минаев вопросом уже за дверями.
– Не расходись, парень, легче, побереги себя-то.
– Гм… Чтобы я стал себя беречь?
– Ну, ну. А выпей-ка, ей-богу… а?
– Вот именно скажу, что не желаю напиваться. Трезвый раскрошу весь мир в щепки.
– Полно-ка, полно.
Спускались ниже. Зашли под лестницу.
Минаев еще раз выразительно посмотрел на Васина, как будто азартно призывал его к удару.
– Али бей меня, расшибай. Не хочешь?..
Он схватил, сгреб обеими руками кепку, рванул ее вместе с клоком волос, расставил ноги, налился весь горячей, отравленной кровью и бацнул, как тяжелый вековой груз, свою кепку на пол.
Она выдулась, приподнялась.
Васин унимал Минаева:
– Не шуми. Навредишь, ей-богу. Пожалей, все-таки ты как-никак с семьей.
И еще больше прожгли Минаева эти слова. Как будто нападал и расшибал дикую злобу, уже падшую, но пахнувшую противной, непонятной тупостью.
– А-а-р-р… – рычал он, припрыгивая, и топтал кепку.
Так унизить, мстить захотелось ему пронесшейся злобе жизни.
– Да ну, парнюга, Минай дорогой. Вспомни дружбу. Али я тебя не выручал. Идем-ка. Все-таки околоточный рядом… Заметут…
