Вадим знал всех девушек из Гусиного Поля. По осеням случалось ему и на посиделках бывать.
II
Место низкое, болотистое, – и все оно парное после жаркой грозы.
Вадим идет по размытой дороге. Смеркается. На высокие сапоги липнет грязь. Вадим одет в рубаху и поддевку, только фуражка студенческая.
От придорожного молодняка пахнет остро, пронзительно. Не поймешь – жизнью или смертью. Прелым листом ли, размокшим, разлагающимся, – или новой травой. На пустырях колдобины, полные серой воды, круглые, как котлы, и курятся паром. Точно ведьмы варят себе холодные щи из болотной капусты.
«Завтра до полден пойду к Ефрему Иванову, – думает Вадим. – Делать так делать, тянуть нечего».
Вадим накануне серьезного решения. Он его обдумывает не первый год, но нынче все как-то сразу так сложилось, что медлить нечего. Все ясно. Было решение умственное, а теперь вдруг захотелось его исполнить, просто захотелось. И Вадим радуется.
Миновал село, поднял в свой домик. Сквозь кусты видно, что у Анны Марковны уже огонек.
В столовой нынче Вадим молчалив. Анна Марковна удивляется.
У Анны Марковны нет никакого материнства к Вадиму: она старая дева, и будь ей не шестьдесят четыре, а хоть сорок лет, ее благоговение непременно было бы влюбленностью. Теперь же Вадим для нее просто светлая звездочка, гений и оракул.
– Вадичка, а не почитаешь ли нам нынче чего-нибудь, а? Из новых, что ли?
Но Вадим не хочет. Он задумчив. Со стола убрали, пора уходить, но он еще не уходит.
– Как ты опять поправился, загорел. В Петербурге совсем жизнь не по тебе.
– Да-а… – рассеянно протянул Вадим, не слушая. И вдруг прибавил:
– Вы же знаете, Анна Марковна, мои мысли. Я – не интеллигент и не барин. Вернее – я хочу быть тем, чем сейчас должен стать интеллигент. Я хочу войти наконец в жизнь, в русскую жизнь, органически.
Анна Марковна уже много раз слышала это. Но сейчас тон у Вадима был серьезный, взволнованный. И она повернулась в кресле, ждала. Дьяконица равнодушно щелкала спицами.
– Органически, понимаете? – продолжал Вадим. – Вне народа в России нет жизни. Но мне противно интеллигентское народничество, это сентиментальное старое хождение в народ с каким-то поучениями и наблюдениями. Противно мне также и толстовское помещичье опрощение. Все это не то. Я хочу найти связь интересов, понимаете? А для этого нужна органическая связь; она есть, есть, ее вскрыть надо!
Вадим даже поднялся с места. Анна Марковна глядела на него с восхищением.
