– Не будем начинать снова! – прервал его собеседник, поднимая руку, словно пытаясь защититься от серьезной угрозы. – Хватит уже о любви, не то я брошусь вниз с обрыва. Признаю раз и навсегда и безо всяких оговорок, что купидон пронзил тебя своими стрелами, превратив в бедного святого Себастьяна, пригвожденного к столбу. Но если ты надеешься, что я испрошу у Его Величества прощение за то, что ты не принимаешь назначения, тебе следует привести более основательные и убедительные доводы, чем сумасшедшая любовь.
* * *
Амансио Арес решил перестать «изображать галисийца», то есть все время вглядываться в горизонт, ожидая возвращения брата, так как против собственной воли пришел к горькому заключению, что, как это ни прискорбно, не осталось ни малейшей надежды на то, что океан вернет свою добычу.
Почти залечив поврежденную руку, он, похоже, понял, что самый лучший способ смягчить горе – это полностью отдаться работе. По этой причине он развил бурную деятельность, чем привел в изумление невозмутимых островитян, которые привыкли ко всему относиться с неизменным спокойствием.
Он, словно белка, прочесывал окрестные леса, пока не нашел дерева с нужной смолой, и тогда поспешил набрать ее в больших количествах, чтобы потом нагреть на медленном огне и с осторожностью хирурга наложить на швы обшивки фелюги. Затем он стал вводить в них лучины толщиной в миллиметр – операция настолько кропотливая и тонкая, что любопытные островитяне следили за каждым его движением, словно завороженные.
Местные жители, которым прежде никогда не доводилось видеть ни лодки, ни молотка, ни ножа, ни металлического ковша и уж тем более такого мастерства и аккуратности, часто издавали восхищенные восклицания, словно это была не рутинная ручная работа, а необыкновенное и захватывающее зрелище.
Каждый из чужеземцев оказался окружен вниманием островитян: кому-то хотелось подать галисийцу инструменты, кто-то просил Гонсало Баэсу нарисовать портрет, а кто-то с восторгом наблюдал за Бруно Сёднигусто, когда тот рубил топором дрова.
Несомненно, все это казалось им чудесами того мира, столкновений с которым они до тех пор практически не имели, за исключением воровских набегов охотников за рабами.
Однажды вечером сгорбленная и щуплая старушка, бабка Гарсы, присела рядом с галисийцем, усердно занимавшимся своим кропотливым делом, и протянула ему что-то вроде самодельной кисти. Затем сняла крышку с глиняного котелка, который принесла с собой, и жестами показала, чтобы он использовал содержимое и нарисовал полосу на борту шлюпки.
