– Та-ак! А сидеть в ресторане продажной девкой при случайном «понте» – это что же, по-вашему, красивое и гордое положение, что ли?
– Все-таки не она мне, а я ей на тарелочку-то бросаю…
– Ничего вы не бросаете, потому что в кармане у вас дай Бог двугривенному найтись…
– Ну, все равно, попрошу, – кавалер ей бросит… Следовательно…
– В девках лучше? – язвительно обрезала Катерина Харитоновна.
Маша сконфузилась до слез на глазах.
– Ну, зачем вы так грубо, Катя? Не вовсе уж мы такие…
– Нет, миленькая, нет! утешать себя самообманами не извольте! Такие, очень, чрезвычайно, совершенно такие!
– Ну, – обиделась и надулась Маша, – я с вами об этом спорить не стану: это у вас пунктик, вас не переубедишь. Что наше положение ужасное и горькое, я знаю не хуже вас, но все-таки девкой себя не чувствую и никогда не назову…
– Ах! – с гримасой передразнила Катерина Харитоновна, – ах! «Я не кошка, а киска!» – подумаешь, благополучие какое!
Но Маша сердито упорствовала:
– Да уж кошка или киска, а пойти в хор – это, как вам угодно, значит со ступеньки на ступеньку… шаг еще вниз… почти вроде как в прислуги…
Катерина Харитоновна желчно захохотала:
– Черт знает, что такое! – воскликнула она, заминая гневным толчком большой белой руки окурок своей папиросы в подпрыгнувшей пепельнице. – Неужели вы, несчастная раба, которая, чтобы не быть ежечасно битой от хозяйкиной руки, должна цепляться, как утопающая за спасательный круг, за юбку черта-экономки, неужели вы, Маша, еще имеете наивность воображать себя на каком-то особом уровне – выше ваших «корпусных» кухарок, горничных, Артамона, Федора и всяких там прочих?., «прислуг»?
– Конечно! – храбро возразила Маша, – если я позвоню или позову, то горничная ли, Артамон ли, Федор ли идут ко мне: что вам угодно, барышня? И, что я велю, они должны сделать, а не то им будет гонка от Федосьи Гавриловны. Вот они служат, они прислуга, а я нет… Я барышня!
Катерина Харитоновна продолжала хохотать.
– Рассудила, как размазала! Вот логика! Ну, Машенька, извините, но, право же, вы гораздо больше дурочка, чем я ожидала… Жалкое вы существо! Да ведь с равным правом корова в хлеву может считать себя барышней и воображать своей прислугой скотницу, которая к ней приставлена, чтобы держать ее в чистоте и задавать ей корм!..
Она примолкла, закуривая новую папиросу. Потом заговорила, развевая рукой пред лицом дым.
– Но, милая моя, если вы забрали себе в мысли, будто от Буластихи уйти стоит только с перспективой возвыситься в принцессы или герцогини, то дело ваше плохо: тут вам и сгнить… Чудес сказочных у нас не бывает!
