— Да ладно вам, честное слово, — сказал Гоша. — Он же собирался как-то в эту поездку, именно в Ярославскую губернию. Что он, карту не видел, что ли?
— И почему мы должны стесняться истории своей страны? — прищурился Володя.
Правда, давайте не стесняться. Давайте рванём в Рыбинск, наймём катер, съездим на море и скажем ему:
— ПослЮшай…
Краткая лекция о Молого-Шекснинском междуречье, знаменитом сочностью своих трав и процветающей молочной промышленностью.
На этом месте решили построить море. Человек, особенно большевик, может всё. Затопили кучу сёл и несколько малых городов, всего семьсот населённых пунктов. Теперь тут местное море, никчёмная мелководная лужа, на дне лужи — дороги, деревни, храмы, кладбища и русский камамбер. Ничего не попишешь, кроме документальной пьесы или очень художественного сценария. А потом, безрезультатно помыкавшись по продюсерам, с надеждой и ненавистью глядя в их загорелые лица, можно с чистым сердцем завернуть в эти сценарии, в листочки, в бессмысленные страдания соотечественников жирную верхневолжскую воблу.
У нас не принято вспоминать плохое. Кто прошлое помянет, тому глаз вон, вот какая хорошая поговорка. Было и прошло, делов-то…
Это наша родина, земля Октября, тут постоянно идёт какое-то истребление, если повезёт, то бескровное, тихое, исподволь, вот и секрет русского камамбера, похоже, утрачен навсегда-навсегда, ничего не поделаешь — только пить, петь и плакать…
Такие пироги, droujoque.
Но мы решили этого не говорить, по трём серьёзным причинам.
1. Это непатриотично — не надо грузить интуриста мрачными страницами истории края. Всё-таки двести погибших при заполнении водохранилища — это не шутка. Не говоря уже об умирающих на стройке политзэках, тела которых (чтобы не снижать темпов труда) бросали в опалубку ГЭС.
2. Это неделикатно — человек приехал издалека на родину прабабушки, а ему такой облом. Ещё неизвестно, как он отреагирует. Расстроится. Французы — они такие трепетные…
3. ЛЕНЬ! Жарко и лень долго и плохо говорить по-французски.
Мы сказали, что деревянные дома плохо сохраняются, а обстановка всегда пожароопасная и вероятность увидеть прапрадедушкин дом с мезонином ничтожно мала.
Но мы постараемся.
И ещё сутки мы ездим вокруг до около.
Старые булыжники, мощёная дорога в лесу. Едем медленно, переваливась по булыжникам, слыша кузнечиков и птичек… Какой светлый лес… Хорошая дорога приведёт нас куда-то. На пустошь, где ничего нет, так, поляна и старые сосны, они будут делать вид, что всё хорошо, — здравствуйте, ребята. Деревья будут зубы заговаривать, и только кипрей не отведёт глаз, подаст знак — был дом, осталось пепелище, подойди, не бойся, наклонись, погляди, подбери осколок чашки, жили люди, пили чай…
