Куснуть норовит, бедная… Пьесу вспомнила про русский камамбер.
— Верю, Валентина Вадимовна, — мирно говорю я.
Всех жалко, хоть плачь… Но моя слёзная кнопка уже давно не работает или вообще потерялась…
Возвращаются Игорёк и Алёша, довольные и повеселевшие — должно быть, Алёша пописал, а Игорёк «пожевал».
— Зато тут есть родник типа святой источник, — наперебой гомонят они. — Пошли уже, что ли, туда?
Орлова радостно соглашается — Николе полезно попить водички, соглашается уже так заботливо, по-хозяйски, по-семейному, просто любо-дорого смотреть.
Тропинка в высокой траве ведёт к земляным ступенькам вниз, в овражек. Мужчины ойкают и щебечут, боятся змей, но мы идём вперёд.
Мы нуждаемся в чуде, мы проделали такой путь, и будьте любезны, дайте нам теперь наше чудо, нам положено.
Дайте нам чудо!
Дайте нам чудо!
Дайте нам чудо, мы попьём водички, исцелимся, очистимся и будем дальше ждать серьёзных ролей и больших любовей и изо всех сил не догадываться, что наша долгая мимолётная жизнь прошла…
Перед началом земляной лесенки табличка: «Без провожатого просим на источник не ходить», а поодаль прогуливается рослая, широкая старуха в тёмном, с седым пучком. Мы окликаем её, и она оборачивается…
Плотные седые волосы собраны в пучок, крупная фигура в подряснике, строгие глаза за очками… Мы встречаемся взглядами. Первый раз вижу у человека седые ресницы. У собак видела, а у людей — никогда.
— Добро пожаловать, — говорит человек, складывая ладони и чуть кланяясь. У него изумительные пальцы, руки невероятно красивые — он боролся за независимость своего народа, пускал под откос поезда, взрывал дома, добивал раненых — вот этими прекрасными руками.
Я хочу спросить его, скоро ли коммунизм и как дела с национально-освободительным движением, но никакой гонец из прошлой жизни ему не страшен, он смотрит на меня строго-приветливо, как и подобает смотреть на бестолковых паломников, и с некоторым акцентом говорит:
— Братья и сестры, сохраняем благоговейное молчание, осторожно спускаемся за мной, и я покажу вам ключ.
