Наш главный пассажир, из-за которого, собственно, мы и пустились в это путешествие, держится молодцом, с интересом смотрит на удаляющуюся землю.
Вот мы и тут. Да тут премило! Городок со странным, наверное, угро-финским названием — чистый, уютный. Традиционно здесь скрывались от царского гнева опальные бояре и вольнодумцы. Каждый домик подписан — прибита деревяшка, на которой аккуратно выжжено красивыми крупными буквами, чей это домик был раньше, когда построен и кто тут живёт теперь. Впечатляет большая чёрная доска на главном храме — на ней вырезаны и прокрашены алым имена священников, расстрелянных прямо в церковном дворе в восемнадцатом году прошлого века. Спрашиваем, где тут можно искупаться, — нам чертят прутиком на песке подробную схему проезда на дамбу. Навстречу попадаются дети, улыбчивые и милые, одна девочка держит на руках увесистую трёхцветную кошку. Идём болеть за своих, сейчас соревнования по шахматам, а Июньку несём, потому что Гриха просил, Июнька — Грихин талисман, она старше Грихи… Ну да. Кошку зовут Июнь. Она родилась в июне, и вообще «июнь» похоже на «мяу».
А ещё у нас конкурс красоты среди дворняг будет, приходите.
На рынке тоже приветливо и ни соринки, а пирожки с капустой такой величины, вкусноты и дешевизны, что хочется немедленно попросить политического убежища в этом городке, остаться на ПМЖ, а что? Сгонять в Мск за самым необходимым, снять домик с печкой, зимовать, читать, писать… Всё тут дышит достоинством, неспешностью и осмысленностью, местные рады-радёшеньки, что добраться до них можно только вертолётом или редкими паромами с мая по сентябрь, и такое чувство, что этот городок ещё всем покажет, о нём ещё услышат.
Чудо-городок.
Вот только с прорицателем опять какие-то непонятки. Мы находим домик в низине, последний, крайний дом на улице, долго спускающейся к сырому лугу. Домик почему-то белёный, с голубыми окошками, украинская белёная хатка посреди болот меря. Стучим в дверь, в окошко — на подоконнике, между чистыми занавесками и надраенным стеклом — пластмассовые цветные игрушки, Чебурашка с другом, зайка с морковкой, Мишутка.
Никто не отзывается. Осока с очень широкими, темно-зелёными листьями и ольха возле скамеечки ничего нам не говорят.
Осторожно стучимся к соседям, выходит женщина в платье поверх треников и дядя в майке с ночным Манхэттеном на обширном пузе. В открытую дверь видна добротная горница с огромным экраном — громко идёт «Модный приговор». Выясняется — всё не так. В процессе передачи сведений по цепочке «знакомые знакомых знакомых — знакомые знакомых — знакомые Орловой — Орлова» произошёл сбой. Эта хатка с синими оконцами — дом женщины, от которой нам и пришла записка. Она няней в интернате для больных детишек работает, сутки через двое, только сегодня на дежурство ушла…
