- Если ты сделан из того же вещества, что я... и если к тому же ты беден, голодаешь, мерзнешь... нигде не находишь утешения, ибо у тебя нет ни дома, ни постели, ничего. .. только ты сам... и этот твой возраст, который сам по себе еще чего-то стоит... - тогда дела твои плохи; тогда, значит, ты занимаешься сомнительным промыслом...
Мальчик грустно покачал головой.
- Я понимаю ваш намек, - ответил он тихо, - но я еще ни с кем не гулял. Вы первый...
- Ты лжешь,-перебил его Матье.
- Я лишь за полчаса до встречи с вами свернул, так сказать, в сторону. Прежде я был другим. Прежде я ни на что не решался. И даже не знал, что можно на что-то решиться. Я никогда не курил. Я попросил у вас сигарету - это было моим первым решением. И я оправдывал себя тем, что в карманах у меня ни гроша.
- У тебя что, нет родителей?
- Нет, - ответил мальчик.
- И никого, кому ты приятен... кто был бы готов помочь тебе?
- Только один, которому я нравлюсь, когда он видит, как течет моя кровь. Он ежедневно наносит мне раны... и день ото дня худшие...
- Ты лжешь...
- Он хочет расчленить меня... разобрать на части, как часовой механизм. Раньше я верил, что он имеет на это право... что протестовать бессмысленно. Я вел себя тихо. Разве что скулил. У меня не было воли. Сегодня он глубоко заглянул в меня... через разверстую щель...
- Ты вправе лгать, - сказал Матье. - Ложь - твоя защита, твоя помощница: она тебя украшает или делает достойным сострадания. Сам я до сих пор искал прибежища у правды и прямоты, насколько они мне доступны... Но они не защищают, это каждый со временем узнаёт, - они нас выдают.
- А у вас самих шкура везде целая? Вас никогда не швыряли на землю, не вспарывали? - спросил Матье-младший.
- Ну... - мучительно выдавил тот, что был старше. - Такое может случиться... случается... случалось и со мной. Но ты-то почему попал в такое положение? - Воспоминание, подобное грозному морю, удерживаемому на расстоянии дамбой, вдруг утратило свою дальность, шумело теперь совсем близко, поднялось до души его[55]. Он снова видел картины, грозившие опрокинуть его в беспамятство. Страх перед когда-то случившимся снова охватил его. «Это вовсе не отошло в прошлое. Оно неизменно существует во мне... и сейчас стоит рядом, помолодевшее. Мое второе Я, страдающее... И хотя моя плоть не чувствует боли, другая плоть, вместо моей, принимает эту боль на себя». Он проборматывал эти фразы, неразборчиво для другого.
