— Ты послушай, Флу! Здесь написано, что Генри — это имя сильного, верного, любящего человека.
— Генри, Хенри, Арни… Нет, пожалуй. Это, скорее, имя неудачника.
— Да ты что? Ты послушай: Генри, Хей! Генри, мы победили! Генри, как там в школе! Отлично, папа. Здорово, Хен! Давай все же начнем с Генри.
— Нет, нет, мне не нравится Генри. О, вот, посмотри! Может, Дональд? Здесь написано, что Дональд — это имя богатого и влиятельного человека. Хочу такого ребенка.
— Ладно, ладно. Не важно. Меня совершенно не касается, кем станет наш ребенок. Это будет просто наш ребенок. Неплохо, конечно, если он будет директором.
Когда разговор зашел о директоре, ближайшая пара — симпатичный длинноволосый швед и его молодая белокурая подруга — навострили уши. Увидев это, супруги Хилли понизили голоса, но, видимо, зря пишут о холодном темпераменте народов севера. Попав в благодатную атмосферу долины Миссисипи, причудливо сотканную из запахов плодородного ила речных наносов и эха чисто южноамериканских пересудов и сплетен, даже суровые выходцы из Скандинавии скоро становятся неисправимыми болтунами. И сейчас молодая шведка, потеряв надежду услышать что-нибудь важное о таинственном сыне-директоре таких молодых родителей не выдержала и спросила напрямик:
— А чем занимается ваш ребенок?
По правилам хорошего тона, принятым в Сент-Луисе, на вопрос женщины, обращенный к супружеской чете, должна отвечать женщина. Честно говоря, Флоренс не промолчала бы и в том случае, если бы вопрос задал флегматичный гигант-швед.
— О, вы знаете, я еще по-настоящему не забеременела. Мы просто заранее планируем, — Флу внимательно вгляделась в уже округлившийся живот симпатичной блондинки и жалобно-умильно добавила: — Никому не запрещается помечтать…
— Мистер и миссис Хилли! — двери кабинета доктора Хилкинсона открылись, словно выпуская голос симпатичной медицинской сестры.
Извинившись, Бен и Флу кивнули паре счастливых будущих родителей и поспешили вслед за мелькнувшей в дверях красавицей в белом халате в просторный кабинет.
Усадив обоих супругов в уютные мягкие кресла, медсестра исчезла за ширмой. Через пару мгновений оттуда выскочил симпатичный мужчина средних лет. Черные усики его темпераментного лица излучали немеркнущий оптимизм, а блеснувшая под крылом халата джинсовая ткань потертых штанов подчеркивала демократические взгляды их молодившегося обладателя. Бросив короткий взгляд на застывших в ожидании пациентов, доктор придавил и без того тяжелое кресло к полу своим достаточно сильным телом и задумался. Он был похож на шахматиста, который решает, какой дебют выбрать в партии с трудным и опасным соперником.
