В сентябре 1996 г. состоялось долгожданное событие — пользуясь уже упомянутым резким снижением инфляции и бюджетного дефицита, правительство и Национальный банк ввели национальную валюту — гривну. На месяц были заморожены цены, и к середине октября был завершен обмен карбованцев на гривны по курсу 1 к 100 ООО. Курс гривны к доллару — (1,8 к 1) оставался неизменным до осени 1998 г., когда под влиянием азиатского экономического кризиса и дефолта в России пришлось пойти на ее почти 60-процентную девальвацию. По общему признанию, денежная реформа не приобрела конфискационного характера и стала одним из наиболее успешных мероприятий в программе экономических преобразований.
Введение гривны, снижение инфляции, сокращение бюджетного дефицита и замедление темпов падения производства сигнализировали по крайней мере о частичной макроэкономической стабилизации. В то же время все более очевидной становилась необходимость углубления реформ. Во-первых, нарастали структурные проблемы: доля тяжелой промышленности и сельского хозяйства, ориентированных на экспорт, в валовом национальном продукте оставалась слишком высокой, тут доминировали естественные монополии, в то время как удельный вес сферы услуг и легкой промышленности, ориентированных на внутренний рынок, оставался слишком низким (если не считать того, что эти сферы находили себе пристанище в теневой экономике и поэтому неадекватно освещались в официальной статистике). Сам внутренний рынок был катастрофически узким из-за низких доходов населения и слабой инфраструктуры.
Во-вторых, все более обострялись проблемы непомерных государственных расходов, чрезмерной регулятивной роли государства и убийственной для экономики налоговой политики, которая, с одной стороны, создавала крайне неблагоприятные условия для развития производительной сферы, а с другой — допускала бесчисленные налоговые льготы, исключения и привилегии.
В-третьих, жесткие монетарные меры вызвали вполне ожидаемое противодействие в виде «виртуальной экономики»: речь идет о неэквивалентных бартерных сделках, взаимозачетах долгов и выбиваемых под «почти обанкротившиеся» предприятия государственных субсидиях.
К примеру, предприятиям было выгодно официально считаться убыточными или нерентабельными (не приносящими прибыли) и одновременно уводить свою продукцию в сферу бартера и взаимозачетов, которые было очень сложно контролировать, а тем более облагать налогами. При этом такое предприятие вполне официально претендовало на энергоносители и материально-техническое обеспечение по льготным, нерыночным ценам. «Ласковое теля от двух маток сосет» — говорит украинская пословица — она была вполне применима к сотням, если не к тысячам предприятий, числившихся среди убыточных и при этом получавших доходы в теневом рыночном секторе и субсидии — в государственном. Это вело не только к расцвету криминальной, по сути, экономики и втягиванию в нее все большего количества предприятий, но и к колоссальному кризису неплатежей, который государство пыталось преодолеть преимущественно административными методами
