«Ого! — подумал Ворохов. — Кем вы себя мните? Вот уж подлинно — „мечтатели“! Даже у настоящего воротилы замучаешься выпрашивать деньги на издание одной-единственной книжки, а тут…»
— Все мы несказанно благодарны нашему Алексею Петровичу, — продолжал хозяин. — Именно он обратил внимание на некое произведение, путешествующее по Сети. Насколько я понимаю, Андрей Витальевич рассылал свой текст по редакциям на дискетах. Его отвергали, но кто-то не удержался, сделал копии, показал знакомым, те — своим знакомым, и пошло-поехало Короче говоря, как Москва не могла не загореться после входа французов, так и повесть Андрея Витальевича не могла не попасть во «всемирную паутину». Мы стали периодически копаться в Сети и были вознаграждены еще не раз. Но вот парадокс! Каемся, мы лишь недавно узнали, что господин Ворохов — наш земляк!
«Странно, — подумал Андрей. — Неужели это было так трудно для людей, которые утверждают, что их главная задача — разыскивать авторов, пишущих „в стол“? Чем же они вообще занимались до этого? Кому помогли? А у меня ведь не так мало знакомых литераторов или хотя бы считающих себя таковыми. Но никто об этой „Мечте“ и слыхом не слыхивал».
— Произведения Андрея Витальевича переворачивают все наши представления о жанрах беллетристики. — Тон оратора стал патетическим. — В сущности, он уже много лет пишет одно-единственное произведение — величественную сагу о Космосе. О Космосе с большой буквы, а вовсе не о том околоземном пространстве, где снуют спутники и болтаются орбитальные станции. Звезды, скопления, галактики, квазары, их рождение, огненное существование, угасание, смерть — все это подано так, что ты, кажется, слышишь изливающуюся на тебя мелодию. Подлинная музыка сфер! Нет, недаром одну из своих ранних повестей он назвал «Струны мироздания»…
Ворохов испытывал двойственное чувство. Конечно, когда тебя превозносят, это всегда приятно, утверждать обратное могут только лицемеры. Однако чем дольше председатель разматывал нить красноречия, тем больше в его словах было патоки. Выходило, что на заседание общества явился чуть ли не гений.
«Никогда не доводилось выслушивать дифирамбы в свой адрес, — подумал Андрей, — но сразу столько — явный перебор. Скорее бы он заканчивал, а то слюной подавлюсь, глядя на эти деликатесы. Да и сами „мечтатели“, наверное, через минуту-другую начнут откровенно зевать».
Он оторвал взгляд от тарелок с закусками и с удивлением увидел, что члены общества слушают Кирилла Ильича очень внимательно, чуть ли не с благоговением. Некоторые время от времени поглядывали на самого Ворохова, словно желая удостовериться, что этот необыкновенный человек собирается запросто разделить с ними трапезу.
