КОНТУШЁВСКИЙ. Вот черт! Опять эта детская мельница завелась!
НЕМО. Которую вкопали вчера под тобой?
КОНТУШЁВСКИЙ. Да. Детей нет. А она — крутится и вертится, как заводная. Самое интересное, что в нее надо сыпать песок для того, чтоб крутилась. Никто не сыпет. И ведь не крутилась же, пока мы не стали говорить о молодых любовниках.
НЕМО. Не обращай внимания. Может, просто ветер шалит.
КОНТУШЁВСКИЙ. Да нет никакого ветра! Ладно. Я вижу, они переменили позицию?
НЕМО. Да. Теперь им весело на столе.
КОНТУШЁВСКИЙ. Вот черт! Мельница заработала быстрее. Мне кажется, что частота ее вращения зависит от наших мысленных комментариев, которые касаются сексуальных отношений. Ну, и черт с ней. Я вспомнил. У меня была юная кухарка. Из крестьянской семьи. Я купил ее по-дешевке у пана Замойского. Ничего особенного она собой не представляла. Ну, грудь. Ну, задница. И ноги с толстыми лодыжками и большими ступнями. Крестьянка, как крестьянка. Короче — обычное быдло женского рода. Но в постели вытворяла такое — что даже присниться не могло.
Придешь, бывало, уставшим домой вечером. Топором за день намашешься, щипцами наклацаешься, кольями навтыкаешься… И сил, вроде бы, нет. Но только позовешь ее — куда усталость девалась? Да уж, все от женщины зависит…
НЕМО. А эти — совсем молодые. Он из дома через дорогу бегает. Родители его не знают об этом. И ее тоже.
КОНТУШЁВСКИЙ. Узнают все равно. Всему свое время. Вот гадская мельница! Крутится, как заводная.
НЕМО. А что сталось с той крестьянкой?
КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего особенного. Как-то раз нужно было казнить на базарной площади попа-схизмата, прибившегося к гайдамакам. Решили сварить его живьем в котле. Пролился сильный дождь, и мои подручные цыгане не смогли разжечь костер. Поэтому пришлось отложить казнь до вечера. Ну, я отправился домой обедать. Прихожу, а ее, мою возлюбленную кухарку, на обеденном столе конюх-холоп оплодотворяет! Вот мерзавцы!
НЕМО. И что было дальше?
КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего интересного. Ее привязали задницей к мортире и выстрелили. Видел бы ты, как она летела! Барон Мюнхгаузен по сравнению с ней — жалкий мальчишка. А его я сварил в котле вместе с попом, чтобы тому скучно не было.
НЕМО. А потом?
КОНТУШЁВСКИЙ. Что потом? Пришлось купить новую кухарку. Та тоже была ничего. Но с прежней — ни в какое сравнение не шла.
ЛЕНЬКА. Раз Немо не возмущается, значит, и он уже заразился садизмом.
НЕМО. Я не заразился. Я просто привык к речам пана Контушовского.
