Нечто отвратительное внезапно проступило в чертах красивого лица, смотревшего на нас с неистовой злобой при свете свечей.
— Вы лжец! — прошипела она.
Холмс лишь пожал плечами в ответ.
— Любой химик-любитель вам это легко докажет, — сказал он, аккуратно складывая бумаги и убирая их в карман своего плаща. — Само собой, это подлинные брачные документы Франсуазы Пеллетен, — продолжал он. — Вот только имя ее настоящего жениха было стерто со свидетельства о браке и со страницы церковного регистра в Балансе, а потом заменено именем Генри Корвина Гладсдейла. Лично у меня нет никаких сомнений, что при необходимости анализ бумаг под микроскопом покажет места, где их подтерли. Впрочем, чернила сами по себе являются достаточным доказательством подлога. Вот вам еще одно подтверждение, что самые великие и тщательно продуманные планы терпят обычно провал не из-за ошибок в глобальной их концепции, а вследствие мелких, почти незаметных огрехов, подобно тому, как могучий корабль идет ко дну, напоровшись днищем на верхушку совсем небольшой подводной скалы. Что же касается вас, мадам, то стоит мне только себе представить все последствия, которые мог иметь ваш заговор против беззащитной женщины, и я вынужден констатировать, что едва ли припомню другое преступление, совершенное со столь тщательно рассчитанной жестокостью.
— Прежде чем оскорблять меня, вспомните, что я, в конце концов, тоже всего лишь женщина!
— Угрозами уничтожить репутацию другой дамы, если она откажется передать вам секретные документы своего мужа, вы сами лишили себя привилегий, которыми вправе пользоваться обычная женщина, — жестко ответил Холмс.
Она посмотрела на нас, и новая зловещая улыбка исказила теперь восковое от бледности лицо.
— По крайней мере, вам самим это даром не пройдет, — попробовала пригрозить она. — Вы тоже нарушили закон.
— Справедливо. Дергайте же за шнур, — сказал Шерлок Холмс. — В своей оправдательной речи я упомяну о необходимости борьбы с подлогом, грязным шантажом и — особо отметил бы — шпионажем. А если говорить серьезно, то только из уважения к вашим криминальным талантам я дам вам ровно неделю на то, чтобы вы навсегда покинули нашу страну. По истечении этого срока я передам вас в руки властей.
Несколько мгновений длилось полное внутреннего напряжения молчание, а потом, не произнеся больше ни слова, Эдит фон Ламмерайн жестом своей белой изящной руки указала нам на дверь.
Было начало двенадцатого утра, и остатки завтрака еще оставались на столе. Шерлок Холмс, вернувшийся после ранней отлучки из дома, для которой сменил обычный сюртук на видавший виды смокинг, сидел у камина и прочищал чубуки трубок длинной женской шпилькой, которая попала к нему при обстоятельствах, заслуживающих отдельного описания, но как-нибудь в другой раз.
