Посмотрим теперь, как обстояло с этим дело в европейское столетие России, о котором мы ведем речь. Из нее бежали или в нее? Западная ее соседка Литва была в конце XV века на вершине своего могущества. И вольности литовских бояр не шли тогда ни в какое сравнение с устойчивым, но все-таки скромным положением московской аристократии. Были у Литвы свои неприятности – у кого их не было? – но во всяком случае назвать ее «гарнизонным государством» даже у Самуэли язык бы не повернулся. Но бежали-то тем не менее из нее. Рискуя жизнью бежали. В Москву.
Кто требовал наказания эмигрантов- «отъездчмков», кто – совсем как брежневское правительство – называл их изменниками, «зрадцами», кто угрозами и мольбами добивался юридического оформления незаконности «отъезда»? Литовцы. А кто защищал гражданские права и, в частности, право человека выбирать себе отечество? Москвичи.
Цвет русских фамилий, князья Воротынские, Вяземские, Одоевские, Вельские, Перемышльские, Новосильские, Глинские, Мезецкие – имя им легион – это все удачливые беглецы из Литвы. Были и неудачливые- В 1482-м, например, большие литовские бояре Ольшанский, Оленкович и Вельский собирались «отсести» на Москву. Король успел: «Ольшанского стял да Оленковича», убежал один Вельский. Удивительно ли, что так был зол литовский властелин на «зраду»? В 1496-м он горько жаловался Ивану 111: «Князи Вяземские и Мезецкие наши были слуги, а зрадивши нас присяги свои, и втекли до твоея земли, как то лихие люди, а ко мне бы втекли, от нас не того бы заслужили, как той зрадцы». Королевская душа жаждала мести. Я бы, грозился он, головы поснимал твоим «зрадцам», если б «втекли» они ко мне. Но в том-то беда его и была, что не к нему они «втекали».
А московское правительство, напротив, изощрялось тогда в подыскании оправдательных ар|ументов для королевских «зрадцев», оно их приветствовало и ласкало, королю не выдавало и никакой измены в побеге их не усматривало. В 1504-м, например, перебежал в Москву Остафей Дашкович со многими дворянами. Литва потребовала их депортации, ссылаясь на договор 1503-го, якобы обусловливавший «на обе стороны не приймати зрадцев, беглецов, лихих людей». Москва хитроумно и издевательски отвечала, что в тексте договора сказано буквально: «Татя, беглеца, холопа, робу, должника по исправе выдати», а разве великий пан – тать? Или холоп? Или лихой человек»? Напротив, «Остафей же Дашкевич у короля был метной человек и воевода бывал, а лихого имени про него не слыхали никакова… а к нам приехал служить добровольно, не учинив никакой шкоды».
