Когда Вы пишете о том, что хотели бы жить вместе, то я прежде всего радуюсь тем, что Вы расположились ко мне Господа ради; когда Вы называете меня отцом и наставником, то я радуюсь видеть Ваше смирение. Говорил я о Вашем желании со старцем отцом Силуаном и отцом игуменом, чтобы узнать Божию волю о нас. Покидать Афон или монастырь мне нельзя. Если изгонят греки или другие какие-либо обстоятельства — тогда переменится многое; но я надеюсь, что Господь и Божия Матерь сохранят нас от сей беды. Если Вы приедете на Святую Гору? Отец игумен и отец Силуан относятся к этому сочувственно вообще, но не знают, насколько это осуществимо. Я спросил игумена — не согласится ли он отдать Вам и мне одну из келлий нашего монастыря (келлия, как Вы знаете, с церковию). Игумен говорит, что должен этот вопрос обсудить на Соборе. Конечно, жить по правилу святых отцов: «безмолвствовать вдвоем или втроем». Быть старцем я не могу совершенно. Но так сожительствовать с Вами, как братья, я, вообще говоря, душою расположен. Но будем искать волю Божию — в ней наше спасение, а не в наших благих намерениях.
Отец Силуан сам принес свое письмо — Вашей маме и сестре, и я очень рад этому.
Если Господь соблаговолит дать мне скоро сил и возможность, то напишу скоро еще — отвечу на все указанные Вами в письме пункты.
Относительно музыки — старец отец Силуан не только не противится, а даже сказал, что это неплохо. Так что играйте, как и до сих пор.
Унылый и придавленный болезнью, я в связи с Вашим письмом оживился. Хотел успокоить Ваш ум и душу, написав Вам о том, в чем разница между Церквами, но после решительного слова старца не буду писать, в надежде, что это само собою для Вас скоро станет ясным.
Простите.
Преданный Вам о Господе,
Ваш меньший брат
недостойный иеродиакон Софроний
Письмо 9. Монашество и скорби матери
О ранах материнского сердца. Как говорить с мамой. О решении владыки
Афон, 28 октября (10 ноября) 1932 г.[200]
Глубокочтимый батюшка отец Давид!
Благословите.
Возлюбленный о Христе брат мой, его же ми даде Бог на радость вечную любви о Господе Иисусе, мир душе Вашей и радость о Духе Святом да будет с Вами.
[…] Было крайней неожиданностию для меня письмо[201] от Вас из Парижа. Я не сразу открыл его; помолился. Душа покойна. Думаю, ничего плохого нет. И действительно — ничего плохого нет. Никакого греха Вы не сотворили. Вы напрасно смутились духом. Вы сочли свой поступок преступлением (с духовной, вернее,
