Я подкидываю сухих веток в костер и выношу из дома все гнилье и рухлядь – их я тоже сжигаю. Пламя поднимается высокое и горячее.
Я вскидываю Каратель над головой и начинаю скакать вокруг костра. Да здравствует Великий Вождь! Да здравствует Бесстрашный Охотник! Да здравствует Безжалостный Живодер!
Я пляшу как неистовый. Из-за спины на меня смотрит мой частокол из крысиных голов. Ура! Ура! Ура! Всем вам конец, пришел Смерти гонец!
Я жгу костер до самого вечера. Сумерки падают на брошенный поселок темной громадой, воздух словно густеет, из черных проемов окон смотрит пугающая неизвестность. Ветер разогнал тучи, и ночь сегодня будет ясной. Одна за другой звезды зажигаются на небосводе, маленькие, словно крысиные глазки; щурясь, они смотрят в этот земной мир, полный страха и отчаяния. Они чувствуют каждую боль на земле.
Затемно я возвращаюсь в дом. И сразу понимаю, что здесь кто-то есть. Я вскидываю Каратель, он хищно ощеривается своим ржавым зубом, готовый кусать и рвать плоть. Но из темноты выступает фигура. Это Пилигрим. Он вернулся.
Мы смотрим друг на друга с полминуты. Его глаза прячутся в складках морщин, они тусклы, но мне кажется, что Пилигриму стоит лишь захотеть, и в них блеснет огонь. Пилигрим первым начинает разговор.
- Здравствуй.
Опустив Каратель, я отвечаю:
- Здравствуйте. Решили вернуться?
- Как богу будет угодно. Пути его неисповедимы. Куда уж мне, грешной душе… – он разводит руками. – Все решает бог, а мы лишь выполняем его указания. – Пилигрим смотрит вверх, но потом переводит взгляд на меня. – А ты как поживаешь?
- Ничего.
- Скоро зима… - при этих словах Пилигрим вздыхает.
- Да, я знаю, я к ней подготовился.
- Никто не знает, что будет. Никому не дано знать…
- Но я знаю, я уверен, - я же здесь уже не первую зиму.
Пилигрим сцепляет пальцы и кладет их на живот.
- Никто не может быть уверен. Зима будет холодной, очень холодной. А ты совсем ребенок…
- Неправда! Никакой я не ребенок, я могу о себе позаботиться. Зима мне не страшна.
- Знаю, - опять вздыхает Пилигрим, - этот мир проклят, если дети в нем обречены на такое существование.
- Я – не ребенок, - продолжаю настаивать я, - и мне нравится моя жизнь.
- Ну, ну… А как твои животные? – вдруг спрашивает Пилигрим.
Неожиданный вопрос. Мне совсем не хочется, чтобы кто-то знал про мои эксперименты, даже Пилигрим.
- Какие животные? – пытаюсь отвертеться я.
- Те, которых ты держишь в сарае.
Черт, откуда он знает? Никто не должен знать о Живодерне. Это мой секрет.
