Милана Мальцагова, ст. Наурская, школа № 2, 10-й класс
У моей бабушки Марьям Мусаевой хранится очень драгоценная для нее вещь. Она представляет собой конверт, сшитый из бархатной ткани, с подкладкой. В нем она держит нитки, иголки, ножницы, лоскуты, все необходимое для рукоделия. «Конверт» сворачивается, затем перевязывается шнурком, пришитым к прикрывающемуся концу. Называется «бохча», а сшит моей прабабушкой Залпой Мусаевой. Каждая уважающая себя женщина в чеченской семье имела такой предмет. Шили его из парчи, атласа, бархата, украшали всевозможными ювелирными украшениями, тесемками. «Бохча» являлась частью приданого девушки.
Рассказ, связанный с «бохча», я услышала, когда мы с бабушкой сидели в подвале в городе Грозном в 1995 году: тогда мне было немного лет, но до сих пор слышу гул самолетов, треск оконных стекол, крики женщин и детей. Я беру в руки «бохча», бережно разворачиваю, завязываю, а в голову приходит мысль: «Невзгоды, бегство, войны… всегда нас преследовали!» Задумываясь над тем, что происходит сегодня с моим народом, я слышу голос моей прабабушки.
В 1945 году она прибыла на станцию Предгорная Восточного Казахстана. Ее обнаружили в одном из вагонов с углем и выкинули на ходу. Она искала своих шестерых детей, вывезенных из Чечни в далекий холодный край. Ее отправили в Южный Казахстан, детей — в Восточный. Год и шесть месяцев, день и ночь, металась она от одной станции к другой — с большим трудом удавалось упросить проводников — подсаживалась в вагоны с углем, без теплой одежды и куска хлеба.
Вот что вспоминает ее дочь Залва: «От станции Предгорная до села Глубокое мама ночью прошла более 10 километров. Когда пришла в село, она услышала мелодию чеченской песни. Ее ноги сами понесли. Подошла к избушке, где мы остановились, заглянула в окно, у которого горела лампада, и узнала свою „бохча“ и швейную машину „Зингер“. Постучала и упала, дальше двигаться не было сил. К этому времени нас уже нашел отец, который приехал чуть раньше с фронта. Он услышал стук в окно, вышел — под окном лежит мама. Занесли в дом, ее невозможно было узнать: вся черная от угольной пыли».
Что же помешало моей прабабушке выехать вместе со своими детьми?
Февраль 1944 года. Чеченский народ обвинялся в пособничестве Гитлеру, даже самых маленьких детей рассматривали как потенциальных «бандитов». Мало кто думал, каково будет в дороге одним детям, без матери. Старший сын прабабушки работал в городе Грозном, ему было 16 лет. Моя прабабушка поехала к нему за день до выселения. Прадедушка воевал.
