Она забеременела, сделала аборт. Полковник отказался на ней жениться. У него же была своя полковничиха. Мне было странно, что он решил бросить свою жену с двумя детьми и взять мою сожительницу тоже с двумя детьми. Как потом оказалось, он признался Гале, что это у него не первый случай, когда он полюбил замужнюю женщину с двумя детьми.
Вернулась ко мне как к надежной пристани, хотя эта пристань – тоже страдала из-за ее действий и прочих крупномасштабных политических, экономических явлений. Опять были вспышки агрессивности, сменяемые хитрой, в общем, простой, но действенной женской дипломатией.
Поскольку они встречались по работе, она предприняла вторую попытку. Опять забеременела, но уже не стала делать аборт. И все у нее получилось.
На радостях там наверху решили меня освободить. Но мне не нужно было этой свободы, о которой я уже и думать забыл! Я подал заявление в суд с просьбой не освобождать меня, а, как я ранее просил, дать пожизненный срок. Мне отказали. Я настаивал, но ничего не получилось.
Для меня это закончилось чем-то похожим на провал, крах. У меня начались сложности, потому, что мир изменился. Неожиданные финансовые осложнения. Мне это было странно, но я не мог прокормить даже себя. Я только и делал, что размышлял над случившимся со мной:
«Независимость наткнулась на другую независимость, стремление к свободе, честолюбие – нашли понимание, но – не нашли поддержки».
Мне казалось, что у нас было сильное чувство солидарности, особенно ощущаемое ею, что наше благополучие – существует благодаря нашему странному союзу.
Расставание длилось и длилось. Оно уже стало значительной частью жизни. Периодически она поручала мне детей. Благодаря браку ее статус повысился. Я же был по-прежнему никчемный неудачник.
Меня перевели на вольное поселение. Но я уже привык к своему заключению. Первое время меня мучила клаустрофобия, все хотелось куда-то бежать, что-то делать. Постепенно я привык к распорядку, мне уже нужно было получить разрешение, чтобы куда-нибудь отлучится. А разрешения было поучать не у кого.
Ко мне на поселение приехала Света. Мы стали жить вместе и постепенно, не сговариваясь, стали играть по прежним правилам. Мне так было привычнее. Она выводила меня на прогулки, держащего руки за спиной. Это помогала мне адаптироваться к большей свободе.
Прошло еще несколько лет, но я все еще скучаю по неволе. Когда приезжаю туда отмечаться, душат сентиментальные воспоминания. Я ощущаю раннее старение, физические недомогания, это уже необратимые процессы. Еще немного и природная неустойчивость духа приведет к тому, что вслед за разрушением тела начнется разрушение личности, деградация. Чудится могила, на которой даже не удосужатся написать: «Тут закончил жизнь одиночка и отщепенец». Моя последняя тюрьма, по сравнению с которой все минувшее покажется абсолютной свободой.
