Именно в это время разыгралось известное «женевское дело», толчком к которому был тот же «Эмиль» Руссо. После того как «Эмиль» Руссо был сожжен в Париже, магистрат женевской республики поспешил последовать примеру Парижа и сжег «Эмиля», а заодно с ним и «Общественный договор». Один из женевцев, — капитан Пикте, в частном письме выразил резкое осуждение поступку Женевского совета, правившего городом. Копия этого письма попала в руки совета, и Пикте был присужден к тюремному заключению. Городская буржуазия воспользовалась этим случаем, как поводом для нападения на аристократов: было выставлено требование не только отмены приговора над Пикте, но и отмены приговора над «Эмилем» Руссо.
Аристократия оказала сопротивление. Начались столкновения между городской буржуазией и аристократами. Аристократы, почувствовав шаткость своего положения, обратились за помощью в Цюрих, Берн и Францию, «чтобы спасти отечество». Из Цюриха, Берна и Франции отправились «посредники», которые в течение очен.» длительного времени разбирали тяжбу между буржуазией и аристократами. За этой борьбой следила вся Швейцария. Представители Берна и Цюриха поддержали швейцарскую демократию. Тогда Франция устами герцога Шуазеля заявила что она прерывает всякие отношения со Швейцарией, высылает всех женевцев из Франции и требует, чтобы Цюрих и Берн немедленно послали свои войска в Женеву и примерно наказали зачинщиков и «демагогов». Однако ни Берн ни Цюрих войск не послали. Франция закрыла границу. прекратила всякую торговлю. — но Женева осталась спокойной. порядок в ней не был нарушен, инцидент был впоследствии исчерпан путем мирных переговоров.
Женевское дело вызвало сильнейшее возбуждение в Цюрихе. Аристократы хотели во что бы то им стало послать войска в Женеву, однако демократические круги населения были настолько резко настроены против этого, что совет города так и не решился этого сделать.
Во всех этих событиях Песталоцци принимал самое живейшее участие. В то время он был экзальтированным поклонником Руссо. Как только появился «Эмиль», он, по его словам, до энтузиазма увлекся этой «мечтательной книгой».
«Я сравнивал воспитание, полученное мною в доме моей матери, а также в той школе, которую я посещал. с тем, что Руссо предлагал и требовал для воспитания своего Эмиля. Домашнее и общественное воспитание всего света и всех сословий представлялось мне в каком-то безусловно искалеченном виде и против этого жалкого состояния его по-моему следовало искать и можно было найти универсальное целебное средство в высоких идеях Руссо И вновь ожившая благодаря Руссо идеалистически обоснованная система свободы пробудила во мне фантастическое стремление я более широкому, плодотворному для народа кругу деятельности».
