А телевизор он не позволял включать из чувства странно уязвлённого самолюбия. Небось, Москвич на всю страну морду свою поросячью выставил… красуется, падло!
Нет, посто-о-ой, — а с другой стороны, случись чего — он, Малый, почти и не причём! Девки, вон, даже хихикали с ним, глазками стреляли. Особенно эта — пьяная рыженькая… как её…Оксана?
… И что эти придурки, Филон с Мустафой, в коридоре колотят? Делать нечего?..
В общем, так и так — был втянут под страхом смерти. Заложников жалел, не бил, не пугал… нравился им, помогал, сопли вытирал, прокладки сушил. Достоин быть оправданным у этих… пристяжных, что ли. По телику как-то про этих пристяжных говорили — мол, в суде они даже убийцу могут оправдать. Это зашибись, это нам нравится…
— Ладно, развлекайся, — спокойно протянул он. — Нет, не ты, Кирилл… там этот, с бородой… Тарас? Ага… Может, мультики покажут, а, Тарас? Что, пульта нет? Это вы зря…
Нет, Малый определённо нравился самому себе.
Журналисты вразнобой заголосили:
— Тарасик, НТВ, да? На хрен НТВ, ТВЦ! Не, у них выход уже был… Тарас — пятая кнопка!
Тарас молча несколько раз нажал на кнопочку. Телевизор заорал неожиданно громко:
— … бования террористов. Находящийся прямо у входной двери в телекомпанию депутат Государственной думы господин Басов, только препятствует органам. Уходить он отказывается, а на двери могут быть растяжки. Поэтому… — говорил какой-то толстый мент. Заиграла печальная музыка и на экране появилось изображение грустного усатого чувака, рядом с которым, — а вот и я! — сидел гордый Москвич. Ниже бежала непрерывным ручейком повторяющаяся надпись: "Прямой эфир! Прямой эфир! Прямой эфир!"
— Андрей, Андрюшенька, — засюсюкали бабы, увидев усатого грустилу.
Тарас вдруг выключил звук, обернулся и удивлённо сказал:
— Люди, а ведь тут Басов у нас под дверью ошивается!
— Ну, девочки-мальчики, радость-то какая! Теперь всё у нас будет, как в сказке, — фыркнула глазастенькая Инна.
В коридоре, где-то около студии, вдруг заорали, затопали. Все притихли, прислушиваясь. Кирилл было дёрнулся, встал, но Малый многозначительно покачал стволом. Кирилл вызверился на ствол, но промолчал. И не сел. Что-то пошло не так. Малому всё это вдруг перестало нравиться. Если бойцы кого-нибудь завалят — быть беде. Штурм, трали-вали… вон, об окне орут, мол, открыто, открыто, ай-я-яй!
Ой, ё-о-о!!! А уж не спецназ ли это там в окна лезет?!!
Малый почувствовал, что потеет. Красавица Вика, евшая его взглядом, вдруг ласково сказала:
