— Давай, сыграем, — говорит Сашка. — Ты будешь Зур — ты же младше на два года. А я буду Ун. А почитать дашь? На два дня, а то у меня тренировка завтра… сам знаешь, в секции самбо.
Я не против. Дел — невпроворот! Не до споров. Я выплёвываю травинку и говорю:
— Надо топоры сделать каменные. И копья. И лук со стрелами.
Мы бежим по гулким доскам чердака к люку. И — кубарем — с четвёртого этажа вниз… где уже мается Генка, потерявший друзей. Мы грабим Генку, вынесшего из дома кусок тёплого манника, делим по справедливости и втроём несёмся через рельсы…
"Интересно, а как этот кремний выглядит… по-настоящему?" — думаю на ходу я. Но топоры и копья мы делаем из вездесущего строительного щебня…
Генка пробегает прямо сквозь меня… сквозь штакетник, поставленный в 80-х вместо нашего любимого забора, на котором порвано немало штанов… и сижено на его зубчиках немало… и переспорено, и перемечтано…
И — позже — горячая Ленкина шея… томительные, невыносимо томительные поцелуи…
Ночь. День. Солнце. Дождь. Ветер.
Вечер.
И столик под тополем… и дядя Паша играет на гармони… и водка поблёскивает в темноте стеклянной бутылкой…
— Так по спине пулей и чиркнуло, слышь, Егор?
— …соседу моему кишки вырвало… это под Прагой уже…
— Хрена ли ты мне говоришь?! Я, б…, три раза в танке горел!
— А ну, брысь отсюдова, пацаны! Нечего вам на ночь тут слушать!
— Мамки-то, заругают, поди, что поздно гуляете…
— При пацанах не матерись, Пашка. При пацанах, говорю, Паша, не матерись…
— Я на Втором Украинском раненный был, в артиллерии…
И сквозь сумерки, сквозь запах акаций, сквозь горький паровозный запах и сладкий папиросный дым, сквозь неясные призрачные громады лет:
— Андре-е-ей! Домо-о-ой! Дети, Андрейка с вами?
— Я ещё немного поиграю, мам!.. Ну, мама-а-а!
— Домой, говорю!
— Ладно, иду… Иду, говорю!
И я иду домой.
Домой!"
И во всех этих мирах, во всех жизнях, которые закипали вокруг него, Андрей продолжал держать на руках тёплую Ольгу, боясь отпустить её, боясь того, что она сразу же растает, затеряется в жизни Андрея, ускользнёт, как рыбка, в толще пространства и времени.
А быть может, так оно и случится… или случилось уже? Не она ли прошла, мелькнув, мимо густой акации, где Андрейка с компанией срывали смешные стручки и увлечённо мастерили из них свистульки? Не её ли отражение мелькнуло в зеркале коридора московского НИИ, когда командированный Андрей торопливо причёсывался, перед тем, как войти в приёмную всесильного Миловидова? Не она ли сидела в толпе пацанов и девчонок, когда у прощального костра в пионерском лагере "Орлёнок" восьмилетний Андрюшка выплясывал на прощальном концерте матросский танец "Яблочко"?
