Обычное мужское тело — вещь не слишком интересная, но тело брата Дживаки не было обычным. Все то, что было до сих пор скрыто под серо-желтой рясой, — оказалось плотью молодого цветущего мужчины, подернутой тонким аристократическим жирком под молочной кожей. Но уже в предплечьях и у кистей рук кожа резко менялась, переходя в сухую и старческую, в сплетениях вздутых вен и жил легко прочитывался скелет. Винаяка неосознанно провел пальцами по руке волшебника — наивный и упругий вначале шелк молодости перетекал на ощупь в изношенный палимпсест, природный, не грим, брр… Дживака распахнул почти беззубый рот в довольной улыбке.
— Сколько… сколько тебе лет?.. — выдохнул Винаяка.
— Двадцать пять.
— Уходи.
— Да, потом уйду… Сейчас не могу, он торопит. — Дракон действительно перестал вылизывать языком крылья и чего-то ждал. — Я же вызвал… Ты извини, ученейший Винаяка, мы тут быстро… Это же ради тебя делается, мне что, — кряхтел юноша, расстилая на полу монашескую хламиду, — я уже все от него получил, и пророчество, и… Ради тебя сейчас годами жизни жертвовать буду, цени, хотя… ну их в бездну, эти годы!
И, улегшись на спину, губами поманил к себе дракона.
Тот быстро подполз и устроился, подобрав чешуйчатый хвост, на груди лжемонаха, ну совсем как какой-нибудь рыжий домашний кот. Через секунду перед окаменевшим от ужаса Винаякой уже не было ни голого волшебника, ни дракона…
На полу, пульсируя спазматической радугой, образовалось диковинное существо: женщина — не женщина, вроде как с крыльями, или это лучи, вся из каких-то икринок, зародышей, яиц, в которых кипела жизнь, а может, это были маленькие песочные часы, с какими-то кружками, с непонятными знаками внутри. Выскакивали какие-то гомункулы из кружков этих, плясали, старились вмиг и снова прятались в кружочек, в эмбриончик где-то в ложбинках вибрирующей, тикающей и переливающейся шестикрылой девы…
Винаяка почувствовал, что лишается ума.
…Схватившись за лежавшую рядом плеть, как за рычаг спасения, монах закричал и со всей силой хлестнул по творившемуся в его пещерке перламутровому безумию, мерзости радужной. И упал без сознания, в последний миг услышав удаляющееся хлопанье крыльев.
Словно книги и боги оставили его в этот час.
Очнувшись, услышал тихенький вой. Чадящий светильник горел на остатках жира, распространяя сумрак. Приподнявшись на локтях (болело ушибленное при падении плечо), Винаяка уткнулся взглядом в неподвижную плоть, распластанную рядом.
