— Итак, вы были бактрийским царевичем, — глухо, каким-то не своим голосом напомнил Винаяка.
— Да, я построил храм… И могу сказать, мой храм был изящен. Так красив, что чиновники — специальная коллегия с узкими седыми бородками долго обсуждала, считать меня царевичем или сразу князем… Но меня это уже не волновало, пока они совещались, мною уже было получено откровение в этом храме. Новая, в некотором смысле, истина… Мне приснилась такая религия, которая другим и не снилась…
— Так что же вы тогда делаете здесь, среди пробужденных-то?! — не выдержал Винаяка.
— Ничего, — невозмутимо ответил гость, растягивая каждое слово. — Ничего не делаю. Предаюсь недеянию… Куда я должен был идти с моей новой верой? Куда? Тут у нас не Индия, тут только города и пустыни. В пустыне кочевники, в городах чиновники, все везде поделено. Кругом либо стены, ограды, — либо пустота… песок… Милый Винаяка, почему вы не хотите спросить, кем я был в прошлой жизни? Вы бы все поняли.
— Я не могу понимать того, кому не верю, — Винаяка холодно сощурил большие брахманские глаза.
— Не верите?.. Тогда смотрите… Сами. Вы ведь не из трусливых, хотя и читаете много… Впрочем, ничего страшного… Просто… небольшое откровение…
Начинается.
Дживака присвистнул и, быстро вытащив откуда-то из складок зимней рясы конскую плеть, хлестнул себя по плечу. Эхо разнесло и размножило свистящий звук удара, быстро переросший в другой, похожий — хлопающих крыльев.
В келью влетел дракон и опустился подле Дживаки, едва не загасив крылом огонь светильника.
— Это вот Зарви, одно из воплощений Времени, — Дживака поглаживал дракончика по лысому лбу, словно собачку. — Он никому не причиняет зла, никогда не приходит без спросу. Он скромен и божеством себя не считает… Вообще ничем себя не считает…
Маленькое чудище печально посмотрело на Винаяку и беззвучно открыло пасть. Страх действительно быстро сходил, оставляя в душе мутные разводы тоски.
— Он есть иллюзия, правда, самая главная из всех и потому доступная, видимая только… самым лучшим людям… Соединяясь с иллюзией нашего Я… сообщает нам старость — подлинную, беспримесную старость! Без блажи и провалов памяти… Раз я вызвал… придется показать… веселее, брат Винаяка!
Старческие руки Дживаки суетливо заскользили по рясе, что-то подтягивая, отвязывая; вскочив, он сдернул с себя балахон и остался в одной набедренной повязке.
Тут Винаяка действительно не выдержал, поднялся и, подойдя вплотную к голому Дживаке, воззрился на его тело.
