И он снова хотел броситься на своего врага. Альпиец удержал его.
— Это ты падаль! Сыновья «хороших семейств», как же! Все вы окопались в тылу!
— Он — содержатель чайного дома, этот сынок из хорошей семьи! — кричал «жертва судебной ошибки». — Я попал туда случайно, а он наживается на продаже женщин, он торгует своей женой. Вчера его видели у Порта Палаццо с жандармами, только не успели нас предупредить, но мы еще встретимся!
— Вот за кого мы сражаемся! — гадливо сказал альпийский стрелок. — Оба друг друга стоят! — И, встряхнув обоих, прикрикнул: — Теперь — куш! Не то… — И он показал внушительный кулак.
Один из достойной парочки что-то пробормотал, но увесистый удар мигом свалил его на землю. Другой молча прошмыгнул к нарам.
Вошли новые арестованные.
— Добрый вечер честной компании! — приветствовал один из вошедших. — Позвольте представиться: Тонио, по прозвищу Обезьяна, Марио Красавчик и Бастиано Длинный — это я. Нас подобрали в Баллоне[59], чтобы отправить на войну, но завтра выяснится, что у нас особые счеты с правосудием, и шкура будет спасена. Веселей, ребята, нас на войну не погонят!..
Снова раскрывается дверь и пропускает все новых и новых «постояльцев». Воздух сгущен до невозможности. Голова моя словно в тисках. На рассвете я ненадолго засыпаю, сидя на полу. При свете дня «Да здравствует Ленин!» ярко выделяется на стене. Надпись читают все. Вошедший надзиратель тоже.
— Кто написал?
Общее молчание.
— Знаю, что не скажете; все вы сволочь! Позовите маляра!
Приходит маляр с ведерком жиденькой известки и длинной щеткой замазывает грозную надпись.
К полудню стена просыхает, и надпись «Да здравствует Ленин!» сияет на ней так же ярко, как и прежде.
Снова явился маляр, и снова, как только просохла известка, надпись появилась на стене.
Тогда надзиратель прислал каменщика, и тот добросовестно выскреб букву за буквой. Надпись углубилась, потеряла цвет, но читалась превосходно.
— Разве можно стереть это имя? — победно улыбался альпийский стрелок.
Меня выпустили через четыре дня, а надпись все еще держалась на стене.
По пути в Фоссано в поезде встречаю старика крестьянина, дальнего родственника моего отца.
— Добрый день! — приветствует он меня.
— Давненько я вас не видал, — отвечаю я. — Что с вами случилось?
— Это, знаешь ли, не по моей вине вышло… Наш новый священник, такая уважаемая персона, видишь ли… запретил мне бывать у тебя. Он объяснил… ты ведь из тех — забыл вот, как называются, — что хотят поделить чужое добро. Ты не думай, я не верю этому, но, чтобы меня не упрекали, стараюсь заходить пореже.
