Я подписался. Бригадир разгорячился.
— Я вам покажу, «превышение»! Они думают, я не понимаю… Отведите их в камеру!
Кто знает, как понимал он слово «превышение»? Ему чудился уже громкий процесс… повышение в чине…
В камере мы провели ночь. Утром нас освободили, но домашние узнали про мой арест еще накануне.
Снова семейный совет, в котором участвовал и дедушка.
— Никто в нашем роду никогда не был в тюрьме. Ты нас опозорил, ты недостойный… — И так далее, проповедь за проповедью.
Была тут и та самая тетушка Роза, которая сломала себе ногу на богомолье. С истинно христианским доброжелательством она заявила, что бог заклеймил меня еще до рождения, так как знал, что из меня выйдет.
Этим нравоучением и закончился семейный совет.
В Турине мне быстро удалось найти работу, и я с чувством полной свободы погрузился в жизнь большого города. Работа, Народный университет, Палата труда[18]. Разрыв с семьей чувствовался иногда, но как уже пережитое страдание. Работа в парикмахерской отнимала у меня очень много времени, парикмахерская была одной из самых крупных. Работали ежедневно с восьми утра и до восьми вечера; в субботу мы кончали в полночь, в воскресенье работали до десяти. В среднем я вырабатывал лир десять в неделю. Жил в мансарде вместе с рабочим-механиком. Мансарда наша была на самом чердаке, взбирался я туда чуть ли не полчаса. Товарищ мой читал любовные романы или приключения бандитов. Нрава он был угрюмого, вида мрачного и кончил жизнь свою самоубийством, утопившись в реке По.
Товарищи же по работе мрачностью не отличались. Я нигде больше не встречал — а вращался я среди рабочих самых разнообразных категорий — таких ничем не интересующихся и таких «услужливых» людей, как парикмахеры. «Чаевые» — вот их идеал! И для того чтобы получить два сольдо (четыре — это была сказочно щедрая подачка), они шли на всяческие унижения: льстили, изучали вкусы своих клиентов и соответственно объявляли себя монархистами, радикалами, верующими или безбожниками, добродетельными или распутниками, интересовались невероятными глупостями, аплодировали плоским остротам и т. п. Бессмертный «Севильский цирюльник» ничуть не преувеличение. Я знавал парикмахеров, которые всегда могли дать своим клиентам адресок… «комнат на час» или «чайного домика» с точным указанием расценок. За редким исключением, они все готовы были сделать за чаевые!
Они интересовались скачками, банко-лото, всякими спортивными состязаниями, причем увлекались не самим спортом, а связанной с ним игрой. Я знал парикмахера (я работал с ним в маленькой хибарке на окраине, под громкой вывеской «Цирюльник-филантроп», где брили и стригли действительно за гроши), который уверял, что «постиг все таинства» банко-лото. Посетители рассказывали ему свои сны, а он, объясняя их, указывал «хорошие» номера и за это получал щедро на чай.
