— Вот и все.
— А ты не будешь повязку делать? — спросил Пит.
— Нет. Так быстрее затянется. Теперь ему нужно лежать и побольше пить. Есть пока не давайте, только когда он сам захочет. Если все пойдет нормально, то дней через семь он уже сможет понемногу вставать.
Лесли хотела еще раз потрогать лоб Юло — как там у него с температурой? — но вовремя удержала руку, увидев, что он спит, даже слегка посапывает.
— Ты, наверное, здорово устала? — спросил Пит, когда они вышли от Юло.
Нетрудно было сообразить, что, сказанное менее дипломатичным языком, это прозвучало бы как: «Мне больше некогда с тобой возиться — своих дел полно. Может, пойдешь куда-нибудь, например, к себе в комнату?»
Лесли отнюдь не возражала. После внезапного появления Сола все, что она делала: разговаривала, заклеивала рану Юло, улыбалась, объясняла, — делала через не могу; больше всего ей хотелось остаться одной, никого не видеть и не слышать.
«Свой» дом она нашла сравнительно легко — помогли шедшие сзади охранники. Войдя в комнату, услышала, как сзади щелкнул замок, привалилась спиной к стене, сползла по ней и осталась сидеть, бессильно опустив голову. Ее колотило и хотелось плакать. Чего бы она только не отдала сейчас за мохнатое тело под рукой и холодный мокрый нос, мимоходом ткнувшийся в щеку!
Но что об этом говорить — собак нет… И думать о них — только зря душу растравлять.
Думать нужно о другом — о том, как быть дальше.
Этот подонок Сол пока не узнал ее, но может узнать, если они будут часто видеться. И что тогда? Начнет он направо и налево хвастаться своей «победой» или, наоборот, смолчит, чтобы не вызвать недовольство всемогущего Хефе?
Хефе… Джерико…
До сих пор он ни единым словом не упрекнул ее за убитого Боунза, был мил и любезен… Что это — сентиментальное воспоминание о прежней любви? Или ему что-то от нее надо? Скорее, второе…
Ведет он себя так, будто совершенно уверен, что она собирается остаться в Логове. Если она захочет уйти — отпустит ли он ее? Скорее всего — нет.
Он изменился, и сильно: прежний Джерико даже в приступе раздражения не пристрелил бы глупую девчонку за дурацкую, детскую сцену ревности. Максимум — надавал бы оплеух. И не перешагнул бы хладнокровно через ее труп…
Нет, это уже не тот обаятельный голубоглазый парень, которого она когда-то так любила. Это — Хефе, всевластный правитель Логова, человек, слово которого здесь — закон. И, находясь рядом с ним, она не должна ни на секунду расслабляться и забывать об этом.
