— Тити, тебе нечем заняться?
— Нечем, — наивно отвечал Тити, одолеваемый смутными мыслями, которые он не мог выразить.
Все же девичий инстинкт заставлял Отилию в присутствии Тити следить за своими, обычно такими свободными и непринужденными манерами. Тити становился рассеян, у него случались приливы крови к голове, и Аглае, догадываясь о причине, гнала его погулять. Как-то раз Тити в присутствии Феликса, когда разговор зашел о девушках, учившихся вместе с ними, с деланным смехом неуклюже взял обнаженную руку сидевшей на скамье рядом с ним Отилии.
— Сиди смирно, Тити, что с тобой? — рассердилась она, обменявшись многозначительным взглядом с Феликсом.
Наедине с Феликсом, Тити задал ему вопрос, от которого тот весь вспыхнул:
— Послушайте... У вас хорошие отношения с Отилией… Скажите правду... С ней можно?
— Как вы смеете оскорблять Отилию такими предположениями! — с негодованием ответил Феликс. — Она порядочная девушка.
Тити с сосредоточенным видом глотнул слюну и недоверчиво сказал:
— Мама говорила, что видела ее со многими.
— Это ложь, неправда! — с жаром воскликнул Феликс. Однажды Тити долго сидел возле читавшей книгу Отилии и вдруг позволил себе похотливый жест.
— Ты с ума сошел, Тити, — возмущенно крикнула девушка.— Убирайся вон отсюда!
Этот крик случайно донесся до ушей Аглае, и она страшно рассердилась, но не на Тити, а на Отилию.
Уверенная, что из соседней комнаты Отилия все услышит, она злобно заявила Костаке:
— Мальчик и не дотронулся до нее. А если бы даже и дотронулся? Такие девушки, как она, для того и существуют, чтобы скромно жить с мальчиками из хороших семей и оберегать их от чего-нибудь похуже.
Отилия внезапно появилась в дверях, волосы ее были растрепаны, глаза метали молнии.
— Папа, — закричала она, — либо я навсегда уйду из этого дома, либо тетя Аглае больше не переступит нашего порога!
Дядя Костаке в ужасе вытаращил свои выпуклые глаза и, раскинув руки, как утопающий, с мольбой глядел то на одну, то на другую. Хотя вид у Аглае был вызывающий, но такой неожиданный отпор озадачил ее, и продолжать она не осмелилась. Костаке, тщетно надеявшийся, что они уймутся и избавят его от необходимости принять чью-нибудь сторону, почувствовал, что Отилия сильно разгневана и ждет, как он поступит.
— Н-н-не... надо... го-го-говорить ре-ре-резкие слова,— пробормотал он, обращаясь к Аглае и смягчив упрек безличной формой.
Аглае вышла, хлопнув дверью. Отилия подошла к дяде Костаке, обняла его и положила голову ему на плечо. Она не заплакала, а только сказала ласково и грустно:
