— Папа, да ведь это Феликс!
Феликс взглянул вверх так, словно перед ним отверзлись небеса, и увидел возле выкрашенного коричневой краской Гермеса овальную головку молодой девушки, обрамленную спускающимися до плеч локонами. Тогда старик, с самым невозмутимым видом, не пытаясь даже объяснить свое прежнее поведение,' поморгал и, дыша на Феликса табаком, сказал ему все так же шепотом:
— Бери чемодан и иди наверх!
Поднявшись по скрипучей лестнице, они очутились в какой-то комнате, похожей на переднюю — юноша не успел ее осмотреть, он заметил только, что вся мебель покрыта чехлами из ткани дымчатого цвета. Хрупкая девушка, одетая в очень широкое платье, с большим кружевным воротником, туго стянутое в талии, радушно протянула ему обнаженную тонкую руку. Феликс пожал эту руку и на секунду ему захотелось ее поцеловать, но прежде, чем он решился на это, девушка выдернула свои пальцы и взяла его под локоть.
— Как я рада! Как я рада, что ты приехал! — оживленно заговорила она. — Я Отилия.
Заметив, что юноша не очень горячо откликнулся на ее слова, она спросила, вглядываясь в его лицо:
— Разве ты не рад?
— Да, конечно, — робко ответил Феликс, неприятно удивленный тем, что не видит никого, кто взял бы у него из рук чемодан.
Отилия повела его за собой, старик плелся сзади. Феликс вошел в очень высокую комнату, которая, словно палуба парохода, плывущего по Северному морю, была наполнена густым, едким табачным дымом. Посредине стоял круглый стол с большой керосиновой лампой под стеклянным матовым абажуром, а вокруг стола сидели за игрой в табле две женщины и мужчина. Когда открылась дверь, они подняли головы, и каждый по-своему проявил любопытство. Старик подошел к ним и занял свободный стул, а Отилия подвела Феликса к столу и представила.
— Вот Феликс, — сказала она, остановившись перед мужчиной, который как раз в этот момент бросил кости, но сейчас же повернулся и быстро протянул юноше руку. Это был господин лет пятидесяти, довольно плотный, но не тучный; тонкая кожа и подстриженные по-английски усы с проседью облагораживали его мясистое и румяное, как у купца, лицо. Тянувшаяся по жилету тяжелая золотая цепь с брелоком, костюм из добротной ткани, едва уловимый аромат духов и табака, тщательно расчесанные на прямой пробор, хотя и жидкие волосы — все это заставляло забывать о немолодом возрасте и дородности.
— Паскалопол, — отрекомендовался он с учтивостью превосходно воспитанного человека и, разглядывая юношу, задержал его руку в своей. Он смотрел на Феликса без особой сердечности, даже с оттенком скрытой иронии, но вежливо сказал: — Значит, вы и есть тот Феликс, о котором нам столько рассказывала домнишоара [2] Отилия!
